Книга Два билета в никогда - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хавьер – писатель, – пояснил Саша. – И национальные типы – его конек.
– Писатель. Ух ты.
– Ну, не пугай девушку, Алехандро. Книга пока только одна. А вообще, я преподаю теорию литературы в Аликантийском университете.
– Вы там познакомились с Сашей? В университете?
– Нет. – Хавьер Дельгадо послал Ане самую лучезарную из своих улыбок. – Мы познакомились на Ибице. А потом оказалось, что живем в одном городе. Забавно, правда?
– Правда.
Саша на секунду испугался, что вновь обретенная и не в меру любопытная племянница начнет делать подкоп под Ибицу и под Аликантийский университет заодно. Где еще учиться отпрыску интеллигентной и состоятельной семьи, как не в университете? Но правда состоит в том, что он не учился ни в одном университете ни дня. Он работает механиком в тойере[18]у поляка Рафала, а до этого подвизался в яхт-клубе, присматривая за яхтами, а до этого развозил пиццу, а до этого мыл овощи в китайском ресторане и одно лето провел на пляже в качестве штатного спасателя. В самом начале знакомства Женька пыталась пристроить его официантом в «Blue and Green», но он с треском провалил испытательный срок: слишком рассеянный, слишком бестолковый, вечно скучающий. Обслуживает так, как будто делает клиенту большое одолжение. И путает счета. Правда, целый семестр он исправно ходил на лекции Хавьера Дельгадо, но учебной части факультета ничего об этом неизвестно: Саша посещал занятия в частном порядке.
Из этих лекций он не запомнил ничего, кроме имени – Карлос Руис Сафон. Сафон – любимый писатель Хавьера Дельгадо. А Хавьер Дельгадо – любимый писатель Саши.
– И о чем ваша книжка? Я бы хотела ее прочесть.
– Не думаю, что тебе понравится. Она… грустная.
– Она о любви, – поправил Хавьера Саша.
– Это одно и то же, – сказала Женька.
– Всегда? – озадачилась Аня.
– Почти.
– Почти.
– Почти.
Их голоса сплелись, все три – Сашин, Женькин и Хавьера. У каждого из троих свой опыт, свои воспоминания о прошлом, или о настоящем, или о будущем. Этого опыта напрочь лишены Петров и Васечкин, им остается только позавидовать. Если кому-нибудь придет в голову завидовать мертвым псам. Почему Саше кажется, что так обязательно и случится?
– Я все равно хочу ее прочесть.
– Хорошо. У меня есть экземпляр. Я привез его с собой.
– Вы ведь дадите его мне?
– Если ты читаешь на испанском…
– Я читаю на испанском. Дадите ее мне прямо сейчас?
– Конечно.
– У вас красивая футболка.
Как будто и не было разговора о любви! Эта девочка с темными волосами и слишком взрослыми глазами не устает удивлять Сашу. И наверняка еще удивит.
– Обычная. Просто футболка.
– А где вы ее достали?
– Купил. По случаю…
– Я бы тоже хотела такую. – Кончиками пальцев Аня бесцеремонно коснулась надписи «Puerto Piramides».
– Она в единственном экземпляре. Как и книга. Но отдать ее тебе я не могу.
– Жаль.
Саша никак не мог взять в толк, что именно так пленило племянницу в этой самой обычной футболке. Таких футболок у Хавьера сотни, с надписями и без, с обрезанными рукавами, со швами наружу. А может… ей просто нравится Хавьер! Ну да, это все объясняет. Разве не самая распространенная девичья мечта – облачиться в рубашку своего возлюбленного и ходить по утрам по квартире, сверкая босыми пятками? Женька так и делала, когда оставалась на ночь у Саши на Крус де Пьедра. А Аня как раз в том возрасте, когда влюбляются напропалую и мечтают без устали. Периодически отвлекаясь на английских недоумков и совсем не отвлекаясь на мертвых собак.
За разговором никто не заметил, как исчез Михалыч. Да и Эльви, которая, очевидно, терпеть не могла, когда кто-то ошивается на кухне, стала посматривать на них косо.
– Мы уже уходим, – сказала Аня, чутко уловившая настроение эстонки. – Спасибо, Эльви.
– Спасибо прибереги-ите для ужина…
…Неизвестно, кто первым высказал эту мысль – отправиться посмотреть, что же случилось с собаками. Скорее всего, она принадлежала кому-то из девушек. Может быть, Михалыч что-то напутал и с псами все в порядке. Или будет все в порядке. А Михалыч напутал, что взять с деревенского мужика? Попутно выяснилось, что Хавьер давно хотел взглянуть на разгул русской зимы. Идти со всеми Саша отказался, сославшись на то, что должен поискать кота. Как и обещал Лисьему Хвосту.
Услышав о коте, Аня удивилась:
– Что за кот? Здесь никогда не было котов. Ба терпеть не может живность.
– Кота мы привезли с собой.
– Из Испании?
– С трассы. Подобрали мужика, а при нем оказался кот.
– И где этот мужик?
– Отправлен в гостевой домик, – развел руками Саша.
– Ба не отличается особым гостеприимством. Ты ведь знаешь.
При всем своем уме и проницательности Аня – всего лишь девчонка. Слишком непосредственная, чтобы следить за тем, как отзывается в Саше каждое ее слово. Но она и не обязана. И часа не прошло, как они узнали друг друга, а до этого никогда не встречались. Нельзя же всерьез считать встречами ее приходы с родителями в старую квартиру на Конногвардейском. Ту, где Саша и Белла Романовна так долго жили вдвоем. Он видел маленькую Аню лишь издали и смотрел на нее сверху вниз; все, что он может вспомнить, – веснушки. Сейчас их гораздо меньше, и волосы потемнели… Она и понятия не имеет, какой болью отдается в Саше малейшее упоминание о его матери. Для Ани она – Ба. Ба не любит живность и обслугу, а еще она не любит Сашу. То есть когда-то она его любила, а потом в игрушке кончился завод.
И Саша кончился.
– Смотри, не заморозь мне испанцев, – сказал он Ане, когда Хавьер и Женька отправились за верхней одеждой.
– Ничего с ними не случится. На сколько мне их нужно задержать?
Саша не сразу понял смысл вопроса:
– Задержать? Зачем?
– Не такая уж я дура.
– В этом тебя точно не обвинишь.
– Кот – это ведь только предлог, правда?
– Кот – это кот. И мне нужно его найти. Я обещал.
– Я думаю, тебе надо увидеться с Ба. Ты ведь из-за этого приехал?
– Какая она сейчас? – неожиданно для себя спросил Саша.
– Такая, как всегда. Не знаю, что ты хочешь услышать.
– А… Толя? То есть… твой отец?
– Папито? Папито – крут, он молоток. – На Анино лицо взбежала легкая улыбка. – И я его люблю.
– Он вспоминал обо мне?