Книга Невидимый папа - Дарья Доцук

– И это тоже правильно.

Некоторое время мы молчим. А потом мама говорит:

– Нет, всё-таки он очень хороший мальчик, Жень. И слава богу. Дети и должны быть лучше родителей. Он хотел тебя защитить, но не знал, как это лучше сделать, и сделал, как сумел. Ещё научится. Трудно быть по-настоящему хорошим старшим братом, хорошим отцом, хорошей мамой… Уж я-то знаю, этому нужно учиться – каждый день. Но я буду стараться, Жень. А у Филиппа, между прочим, есть все задатки.

Я киваю.

– Тут вот ещё что. Он всё-таки сказал мне настоящий мейл. Как ты думаешь, написать или не стоит?

– Ой, Жень, я даже не знаю. Как тут советовать? Тут важно, как ты сама думаешь и чувствуешь, чего тебе самой хочется.

– Ну вот я и не знаю, чего мне хочется, – отвечаю я. – С одной стороны, интересно, а с другой…

Я не могу выразить, что именно там, с другой стороны. Это скорее картинки, а не слова. Пляж, синее небо, семья под жёлтым зонтом. Или красным. Я представляю, как Ева смотрит в это безоблачное небо и щурится от яркого, счастливого солнца – в её жизни ещё не было ни одного пасмурного дня.

Вот она бежит вприпрыжку по раскалённому песку к воде, наступает на край расстелившейся перед ней волны, и море холодит ей пятки. Она наклоняется, чтобы поднять ракушку. Папа, конечно, расскажет ей, что внутри каждой ракушки живёт песня моря. И даже если увезти ракушку далеко-далеко – в пустыню, в заснеженные горы или в непролазную чащу, – море всё равно будет слышно.

Ева ужасно удивится и будет весь день прислушиваться к морю в ракушке. И воображать заснеженные горы и непролазные чащи – далёкие, холодные и удивительные.

Евино море совсем рядом, она может к нему прикоснуться. А моё – далеко. У меня есть только ракушка.

Наверное, поэтому я до сих пор и не написала папе.

20. У нас гости

Мама прихорашивается и суетится: поправляет салфетки, придирчиво изучает на просвет стаканы, чтобы никаких разводов, смахивает со скатерти крошку, заливает в чайник воду, проверяет, нет ли на столешнице пятен. Мы ждём в гости Филиппа и Нину Александровну.

«Я уж думал, ты больше не захочешь со мной общаться», – написал Филипп в ответ на моё приглашение. Он думал, что я его не прощу. Ну а как я могу не простить?

Я призналась, что так и не написала отцу. Для Филиппа это стало облегчением – получается, я вроде как последовала его совету. Конечно, он не подал виду, но я-то знаю, как он был доволен. Старшие братья! Ничего с ними не сделаешь – всё равно будут оберегать младших сестёр, как будто все сёстры – хрустальные. Но я на него не сержусь, у меня ведь тоже теперь есть младшая сестра, которую хочется уберечь, так что я его понимаю.

Филипп поговорил с Ниной Александровной, и она вроде согласилась прийти. То, что мы с Филиппом общаемся, она восприняла намного лучше, чем мы ожидали. Разволновалась, конечно, пообижалась, что ей не рассказали сразу, но постепенно успокоилась. Филипп всё равно постоянно нервничает, как бы чего не вышло. Знакомить наших мам и правда дело рискованное, но иначе никак.

«Это они сейчас, на расстоянии, такие добрые и готовы к мирным переговорам, – ворчит он. – А как встретятся, сразу вспомнят старое, и пошло-поехало!»

А мне кажется, ничего плохого не случится. Всё-таки это наши мамы. Понятно, что враждовать всегда легче, чем дружить, но неужели они не постараются? Моя мама уже вон как старается.

Стол застлан белой скатертью и уставлен салатами, закусками и деликатесами из магазина «Эвкалипт». В центре – ваза с розовыми тюльпанами, это Славка принёс. Он так волнуется, что можно подумать, ему сейчас в Большом театре выступать: вспотел, волосы липнут ко лбу, то и дело сплетает и расплетает пальцы. Они у него длинные, как китайские палочки, честное слово. И костяшки большие. Он весь такой нескладный и нелепый – ну невозможно! Даже жалко! Как кот Юля, когда тот был котёнком и сидел одиноко в подъезде.

– Да что вы так нервничаете? – спрашиваю я строго. – Это всего лишь мой брат. Не бойтесь, он не такой вредный, как я.

– Да н-нет, я п-просто… – чуть заикается Славка, но вид у него такой, что ему явно пора принимать успокоительное.

– Давайте ваших конфет съедим! Ну для храбрости, – предлагаю я.

– С удовольствием! – соглашается Славка.

– Кстати, а как они называются?

– Д-да никак не называются. Конфеты из чернослива.

– Нет, это скучное название. А как вам «Чёрная жемчужина»?

– «Чёрная жемчужина» – красиво, – кивает Славка.

Мама начинает сердиться:

– Ну конечно! Я тут одна работаю, а вы конфеты лопаете!

– И лопаем! – без зазрения совести отвечаю я за нас обоих.

– Хоть бы угостили!

– Пожалуйста!

Я протягиваю ей «Чёрную жемчужину». Мама жмурится от удовольствия. А уж Славка-то как счастлив, что его кондитерское хобби в центре внимания! Бедняга, он уже, наверное, ночами лепит эти конфеты – столько мы их едим.

Кроме Филиппа и Нины Александровны на обед приглашена Женька. Она приходит раньше – нарядная, как на линейку, ей не терпится познакомиться с Филиппом.

Мы целуемся в щёку.

– Ну? Они уже тут? – шепчет Женька, сразу переходя к делу.

– Нет. Ты же на двадцать минут раньше! – смеюсь я.

– А, – огорчается она, – я опоздать боялась.

Женька проходит на кухню, приветствует Славку и тут же подхватывает мамину кухонную лихорадку. Деловито перекладывает из пакета контейнеры – что-то на стол, что-то в холодильник. Бабушка никогда в жизни не позволит ей отправиться в гости с пустыми руками.

– Так… Что тут у нас? Малосольные огурцы, черемша, капуста квашеная, винегрет…

Мы с Женькой переглядываемся и кривимся – ничего из этого нам не нравится.

Но тут подаёт голос Славка:

– Ох как я люблю винегрет!

Видимо, конфеты подействовали и он немного ожил. Я проглатываю смешок и незаметно закатываю глаза – ну как можно так радоваться какому-то винегрету?

– Тут ещё варенье и сырники. Это вам на завтрак, наверное, или на десерт, – недоумевает Женька.

– Ой спасибо! Замечательно! – радуется мама.

Всё это похоже на семейный день рождения – добавился только Славка, ну и скоро Филипп с Ниной Александровной подойдут.

И тут я понимаю, что и сама волнуюсь. Как она ко мне отнесётся, Нина Александровна? А вдруг я ей не понравлюсь? Или сказану какую-нибудь глупость? От этих мыслей у меня холодеют пальцы и почему-то вдобавок потеют, не знала, что так бывает. Я быстренько съедаю ещё одну «Чёрную жемчужину».

Раздаётся звонок в дверь. На секунду все застывают на своих местах, у меня так даже сердце коченеет, – а потом спохватываются, бросают все дела, говорят одновременно и бегут в коридор – встречать.