Книга Мера моря. Пассажи памяти - Ильма Ракуза

Мы пока еще не вдвоем, другие тоже хотят с нами на охоту. В перьях наша компания выглядит грозно, а потом мы жарим колбаски на палочках. Но мы с Верни многозначительно переглядываемся. Когда я поскальзываюсь на мокром камне, он помогает мне подняться.

Я считаю прикосновения. Считаю бессознательно. Быстрое локтем, мимолетное по плечу. Даже если он просто задевает меня, я ощущаю легкую дрожь, и мне становится жарко. И я начинаю считать дни до следующей среды. Это я делаю осознанно, с нетерпением. Нам хочется встретиться вдвоем.

Что я говорю дома, я не помню. Верни ждет меня на улице. Мы бредем из моего района в его. В первый раз я иду его дорогой, от школы в другую сторону. Мы пересекаем оживленную Форхштрассе, сворачиваем на улочку поменьше. И дальше, в лес Бургхёльцли. Здесь я еще не бывала. Мой лес, индейский, расположен между школой и домом, по сторонам Веренбахского ущелья. Этот, другой лес, чужой и незнакомый. Словно чувствуя мою неуверенность, Верни берет меня за руку. Молча мы идем по узкой тропинке. Долго еще? Ни ручья, ни шума воды, этот лес странно тих. Вот только птицы. Верни? Не говоря ни слова, он тянет меня в заросли. Кладет руку мне на шею. И вот мы стоим, лицо к лицу, и смотрим друг на друга. Меня бросает то в жар, то в холод, мне весело и страшно одновременно. Но потом все происходит быстро. Мы целуемся в губы. И не можем остановиться.

И сладко, и влечет, и смущает, и… быстро набрать воздуха и опять. Язык экзальтации. Дурацкое занятие.

И вот мы трем глаза, словно очнувшись от сна. Вдруг.

И возвращаемся по тропинке назад. Будем надеяться, нас никто не видел. Теперь нас связывает тайна. Тайна двух влюбленных второклассников. Наши щеки горят, пульс скачет. Верни, неловкий в словах, говорит, что я его принцесса. Значит, он – мой принц. Но я ничего не говорю, только цепляюсь за его руку и мечтаю о следующем поцелуе.

В школе говорят: у тебя жених! Я краснею так, что отрицать бесполезно. Верни мягче ко мне, уже не дразнит. Как преступники, ищем мы тихий уголок, чтобы перекинуться парой слов и договориться о следующем свидании. Тоска сильна. Любопытство сильно не меньше.

Я рассеяна. Верни ставит крест на моем чтении и вторгается в мои сны. Под сияющим фиолетовым небом мы целуемся на пляже. Его губы пахнут свежим хлебом, и я кричу: сожми меня крепче! Все безвоздушно, невесомо, своего рода парение. Пока будильник не положит конец этому счастью.

Мы барахтаемся в школьных буднях, выкручиваясь, с ложью, головной болью и упадком сил. Тайна утомляет. Нас несет за черту, прочь от школы и ее давления. Нет, так нельзя. Есть глаза и стук пальцев, призывающий к порядку: к чему это приведет?

Я хотела бы зарыть свою грусть в лоно кровати. Или лучше – спрятать на плече у Верни. Прежде чем его образ во мне распадется. Его теплые губы. Почему нас не оставят в покое?

Поцелуи стали поцелуями краденными. И печаль потихоньку растет. Солнечный мальчик Верни берет на себя роль утешителя, но надолго ли? В Бургхёльцли нам навстречу попадаются безумцы из сумасшедшего дома неподалеку. Они смешно ухмыляются, скалят зубы. Я говорю: пойдем, мне здесь не нравится. И однажды я говорю: хватит.

Боль, которая растет во мне, огромна и горяча. Она приходит волнами и грозит меня проглотить. Не уступает ей только яростная мигрень. Я спрашиваю Верни: а ты? Он смущенно смеется, потому что не может ничего сказать. Я спрашиваю: можно разучиться целоваться? Нет, говорит он. И еще раз: нет.

XXVIII. Атлас

Левой рукой я верчу мой маленький глобус, правой листаю «Атлас мира» Вестерманна. Самые дальние путешествия я совершаю в комнате, следуя глазами за пальцем, который преодолевает пустыни, проливы и горные отроги, странствует по зелено-коричневым континентам и темно-синим океанам. Меня радуют формы, радужные цвета, рябь линий, головокружительный пуантилизм Африки и Австралии. Похоже на воронку, на ночной колпак, на сердце, в прожилках, в морщинах, или на рюкзак. Розовый цвет, бежевый, коричневый и зеленый, от светлого до темного. В зависимости от того, окунаюсь я в бежевый или темно-зеленый, я оказываюсь в пустыне или в тропиках. В то время как темно-коричневый цвет древесной коры разрежает воздух: альпийско-гималайский. Синий цвет обещает бесконечные глубины, рождая ощущение моря одним своим видом. Штриховки и оттенков цвета достаточно для создания ландшафтов и пробуждения фантазии. Я заворожено сморю на линии: вижу солнечные блики, трепещущий парус, лед глетчеров. Оцениваю расстояния, прежде чем уложить в своем сознании: Сибирь, Огненная земля, Полинезия. Я никак не могу насытиться этими названиям, собираю их как звонкие монеты. Кейптаун и Каир, Гонконг и Владивосток, Сидней и Лима, Манила и Афины. Прежде всего, я отмечаю города у моря, словно им, особым образом связанным друг с другом, само их положение дает преимущество. Мой палец скользит по этой синеве словно стремительный корабль: от Калькутты в Аден. Это как полет мечты, за которым вослед плетется мое воображение.

Бывают дни, когда собираю названия рек: Нил, Ганг, Днепр, Енисей, Миссисипи, Ефрат, Тигр, Меконг, Янцзы, Амазонка, Дунай, Рейн, По, Лена. Иногда это горы-исполины: Килиманджаро, Нангапарбат, Ракапоши, Эверест, Батукару, Серро-Бонете, Монте-Роза, Монблан. Названия стран я учу наизусть как стихи, ведь я же хочу стать великой путешественницей, ни больше, ни меньше. Радиус такой: от моего имени через улицу, город, страну, континент (Европа) – прыжком – в мир.

Мое любопытство несокрушимо, я – по крайней мере, в обществе моего Атласа – жажду открытий. Нехватка смелости компенсируется фантазией. Ее крылья уносят меня в самые далекие края. Я сижу там, над книгой, а воображаемое путешествие начинается. А-зо-ры. Горстка островов в огромном море. Кто их открыл? Как живется там, в окружении всей этой массы воды? Какого цвета кожа у жителей? На каком языке они говорят? Имеют ли Азоры отношение к лазури? Пока ухо комбинирует звуки, перед моим внутренним взором проносится фильм, зелень, вулканы, пламенные аборигены. Я сижу тут в ночной рубашке, а они там возделывают поля, с криками хлопают себя по бедрам, поедают четвертованные цветы. Больниц я не вижу. Придет ли помощь и откуда? Сверху? Если я думаю слишком долго, меня охватывает ощущение потерянности, начинает кружиться голова, и я быстро ищу пальцем ближайший материк, чтобы избавиться от островного чувства. Мне больше нравится представлять себе острова как промежуточные станции, когда прыгаешь отсюда туда. Поставь ногу, передохни и несись дальше.

Бывают моря и без островов. Черное. Каспийское. Странные, маленькие моря, которые не впечатляют меня ничем, кроме их названий. Но я удивляюсь близости гор: растрескавшийся коричневый почти соприкасается с голубым. И мне представляются луга и овцы, ущелья и скалы, и осыпи без конца, и зубцы гор со снегом, который не тает даже летом. Ручейки бегут в долину. Опрометью. Вниз, в море.

Море чернильное, изумрудное, небесно-голубое. В атласе оно меняет цвет в зависимости от глубины от почти белого до холодного синего, образует облака, пузыри, усеянные крохотными цифрами. Они указывают глубину, глубину моря. Я вижу, что моря по глубине могут быть такими же, какими по высоте могут быть горы: свыше восьми тысяч метров. И у меня снова начинает кружиться голова.