Книга Робинзонетта - Эжен Мюллер

Так, благодаря доверию, которое она умела внушить своим покупателям, перед ней открылись новые возможности. Она стала предлагать своим клиентам различные продукты на выбор, и скоро все стали относиться к ней как к очень аккуратному поставщику. Надо ли было кому-то дюжину свежих яиц, или фунт хорошего масла, или какие-нибудь редкие ранние фрукты, или какую-нибудь живность, каких-нибудь необыкновенных голубей, – ей давали соответствующее поручение, назначали цену, и она всегда знала, к кому надо обратиться, чтобы выполнить заказ. Она торговалась, платила собственные деньги и устраивала так, что никто и не подозревал, что она покупает не для себя. Постепенно поручений стало так много, что она просто не успевала покупать продукты из первых рук. В таких случаях маленькая торговка ограничивалась простым посредничеством, так как отлично знала, где что можно купить подешевле.

С каждым днем эта торговля принимала все больший размах, и для нашей маленькой отшельницы настали хорошие дни. Прошло время, когда она должна была довольствоваться испеченным на углях картофелем. В Совиной башне появился хороший хлеб; несколько нарядов, пусть и не роскошных, но удобных и вполне приличных, заменили штопаное серенькое платьице. Мало-помалу и само помещение приняло более обжитой вид – появилась кое-какая обстановка. Мари, не изменяя своей независимости, перестала казаться людям странной и дикой. Ее простая, но чистая одежда ничем не уступала одежде других девочек в деревне, от которых она теперь отличалась только своими пышными, волнистыми и всегда тщательно расчесанными волосами. В обращении она была приветлива и честна; все, кто знал ее, считали Мари смышленой и энергичной; люди порой даже забывали о ее возрасте и обращались с ней, как со взрослой.

4. Неприятности

Но, увы, не все относились к предприимчивой Мари добросердечно и уважительно. Она была еще и предметом тайной злобы; кое-кто задался целью вредить ей, как только возможно.

Надо ли говорить, в чьих сердцах скрывалась эта злоба?

Мы помним, что Мари доверчиво рассказала господину Мишо о злой шутке Грибью, завершившейся столь постыдно. Побежденный – с одной стороны, и осмеянный всеми, узнавшими о его ночном приключении, – с другой, этот испорченный мальчишка только и думал о мести.

Два или три раза Грибью возобновлял попытки напугать Мари, но всякий раз с тем же результатом. Мари наконец не выдержала; она пожаловалась Пьеру, а Пьер напрямик объявил негодяю, что если он еще раз узнает о чем-нибудь подобном, то Грибью не поздоровится. К тому же Волчок сторожил развалины как внутри, так и снаружи, и притом так бдительно, что Грибью больше не отваживался проникнуть туда; собака, как свойственно ее породе, как будто бы чувствовала враждебные намерения юного хулигана и как только чуяла или замечала его приближение, тотчас же издавала глухое ворчание, смысл которого нетрудно было понять.

Будучи хитрым и злым, Грибью принялся распускать про Мари дурные слухи, делая иногда вид, что опровергает их; но иногда эта уловка, как бы хитра она ни была, не удавалась – из-за недоверия, которое сам он внушал всем знавшим его. Почти так же действовала мадемуазель Жюли; но если из уважения к ее положению или не желая обидеть ее, некоторые и выслушивали ее уверения, то в глубине души все-таки не соглашались, потому что, как мы уже говорили, маленькая Мари успела заслужить всеобщее уважение. Так как ее заработки не подрывали доходов ее прежнего хозяина, то даже те люди, которые должны были остерегаться господина Гюро, не соглашались с мнением его дочери. Понятно, что злость Жюли, которая при каждом удобном случае делала своего отца орудием мести, все усиливалась, поскольку она сознавала свое бессилие.

В один прекрасный день Мари занялась своей обычной ловлей раков на берегу речки. Она вошла в заросли ивняка, где течение промыло углубления у корней деревьев; в таких местах раки ловились особенно удачно. Только она собралась запустить свою удочку, как вдруг ее остановил старый полевой сторож с медной бляхой, державший для пущей важности руку на рукоятке своей старой заржавленной сабли, которая висела на широкой перевязи буйволовой кожи, и обратился к ней со следующими словами:

– Что ты делаешь здесь, девочка?

– Что я делаю, Мартен? – с беззаботной улыбкой ответила девочка. – Вы же сами прекрасно видите! Я хочу наловить раков, чтобы послезавтра отнести их на рынок.

И она продолжала свою ловлю.

– А, так ты ловишь раков?.. – продолжал сторож, который, похоже, сам не очень представлял, как приступить к делу. – Это хорошо; но видишь ли… Есть ли у тебя… Спрашивала ли ты разрешения заниматься здесь ловлей раков?

– Что такое? – сказала девочка, посмотрев прямо в глаза сторожу. – Что вы говорите, Мартен?

– Я спрашиваю, есть ли у тебя позволение?

В один прекрасный день Мари занялась своей обычной ловлей раков на берегу речки.

– Какое позволение? Чье? Разве надо иметь позволение?..

– Без сомнения…

И он пробубнил, как будто отвечая заученный урок:

– По закону право ловли в реках, не взятых на откуп государством, принадлежит прибрежным жителям, от которых зависит, позволить или запретить ее в собственных владениях… Например, чтобы заниматься здесь ловлей, не преступая закона, тебе надо было иметь на это позволение владельца берега.

– Владельца берега? – повторила Мари. – Вы хотели сказать, владельца этого места?

– Вот именно.

– О, ну что же!.. – воскликнула она. – Тогда мне нетрудно получить его, если уж непременно надо, потому что это место принадлежит дядюшке Дривару, скот которого часто пасется здесь. Когда он проходит мимо, то видит, что я ловлю раков; он меня всегда спрашивает, много ли я наловила, и когда я ему отвечаю, что много, он мне всегда говорит: «Лови сколько угодно, если это идет тебе впрок». Он даже часто протягивает мне руку.

– Да, да, – пробормотал сторож, отводя глаза, – видно, что вы друзья с Дриваром. Впрочем, он хороший человек. Но видишь ли, какая беда…

– Беда, Мартен?.. Какая же?

– Дело в том, что недавно Дривар продал свою землю кое-кому, а новый владелец не желает, чтобы ты занималась ловлей в его владениях.

– Кому же, Мартен?

– Да ты его знаешь. Господину Гюро…

– Господину Гюро! – повторила девочка, но уже с озабоченным видом. – О, тогда я понимаю! Не беспокойтесь, я ухожу, Мартен, я ухожу…

И она действительно заторопилась, как будто песок горел у нее под ногами.

– Да, да, это все очень хорошо, – начал опять Мартен, почесывая за ухом, – но дело в том, моя бедная девочка, что есть еще одна проблема.

– Какая еще проблема?

– А то, что я застал тебя на месте преступления и обязан пожаловаться на тебя.