Книга С носом - Микко Римминен

— Она была сначала у одного знакомого, — сказал сын. — Доброго знакомого, да, он о ней хорошо заботился, знакомый, о ней. О машине. Пусть она у тебя побудет, мне надо съездить кой-куда.

— Кой-куда, — повторила я ледяным голосом, не специально, так получилось. Про голос почему-то вдруг пришло в голову, что он был как со дна канавы при первых ночных заморозках, хотя что я, собственно, знаю о канавах и о том, что происходит у них на дне во время заморозков по ночам?

— Ну, просто надо съездить, — процедил сын, почти не разжимая губ, и тут же попытался сменить тему: — Так куда тебя отвезти?

— Я же ясно сказала, в Кераву.

— А там куда? Она, поди, не маленькая, эта Керава.

— А сам-то ты куда собрался? И надолго ли?

— По работе, — ответил сын одновременно и сухо, и словно вспотев. Потом он свернул с Хямеентие на Мякелянкату, так резко и, видимо, не с той полосы, что сзади стали сигналить. — Ну так, просто по делам.

— Мне об этих «просто делах» ничего не известно, — сказала я и схватилась за ручку двери. — О твоих, по крайней мере.

— Все тебе известно, — ответил сын и дернул ручку коробки передач на себя. Послышался жуткий скрежет. — Чего только не приходиться делать, чтобы с голоду не помереть.

Посмотрела на него с недоверием. Я старалась напустить на себя вид строгой матери. Пожелтевшие дома района Валлилы подпрыгивали за силуэтом сына, как будто за окном кто-то рывками растягивал фоновые декорации, хотя понятно, что прыгали не дома, а машина, или водитель, или дергался мой собственный глаз, определить было сложно, да и мое состояние тоже вдруг стало трудноопределимым. Чтобы избежать дальнейших недоразумений, я сказала или, точнее, подтвердила, что действительно, чего только не приходится делать, а затем сразу же спросила, куда мы едем, потому что, по-моему, мы ехали совсем не туда.

— Надо заправиться, — сказал сын. — У меня тут один знакомый работает в Кяпюля на заправке «Эссо», или как она там сейчас называется, по-другому вроде, не знаю, ну да ладно, так вот, он мне продает бензин подешевле. Со скидкой.

Выехали на пересечение со Стуренкату, там трамвай врезался в бок машины «скорой помощи». Огни «скорой» все еще мигали, и сложно было сказать, что там за ситуация, умирает кто-то или нет, но выяснить не удалось, так как сын вдруг на бешеной скорости стал лавировать между наводнившими перекресток машинами и, промчавшись по тротуару, вырулил на пустую улицу Мякелянкату, по которой причудливым узором стелилась дорожка из липовых и кленовых листьев, сорванных внезапным порывом ветра.

— Там была авария, — сказала я. — Надо было остановиться и посмотреть.

— Так что у тебя за работа? — спросил сын. — Может, мне стоит позвонить твоему шефу, если, конечно, таковой имеется, что это на фиг за фирма такая, где не дают больничных. Ты, вообще, понимаешь, какой у тебя сейчас вид?

Неожиданно во мне вдруг вспыхнул какой-то совершенно первобытный гнев.

— Ты, вообще, слышишь? — закричала я. — Там могли быть раненые!

— Мама, это же «скорая».

— А работники «скорой» всегда, по-твоему, выживают? В любых ситуациях, да? — съязвила я, и опять у меня это вышло гораздо жестче, чем хотелось.

— Мама, что у тебя за работа? Что у тебя с лицом?

— Откуда у тебя машина?

Так вот сидели и разговаривали, с сыном, с родным сыном, с недоверием, с сомнением в голосе, подозревая друг друга Бог знает в чем. За окном мелькнул бассейн «Мякелянринне» и идущие к нему пестрыми стайками дети, а также энергичные взрослые, правда, чаще по одиночке, потом показался интернат «Софианлехто» и роддом, последний немало значил для нас обоих, но атмосфера в машине так накалилась, что воспоминания о невероятно теплом апрельском дне того года были совсем не к месту; а потом и роддом остался позади, сменившись шелестящей желтой полосой из берез, кленов, лип и дубов, которая, в свою очередь, уступила место мокрой и угрюмой каменной стене, которую метров через двести расцветили два движущихся существа в спортивных костюмах и еще комплект человек-собака-поводок, остановившийся, чтобы справить нужду.

Сын решил повернуть направо. Поворотники не тикали, как обычно бывает в машинах, а скрипели и щелкали абсолютно неритмично и невпопад. Прежде чем свернуть к заправке, не доезжая метров пяти до поворота, сын сказал: «Извини, мам».

— И ты извини, — сказала я.

Тем самым тема была исчерпана, по крайней мере на какое-то время. Дальше мы ехали молча, потом подрулили к заправке, не к «Эссо», конечно, к другой, со сложно запоминающейся аббревиатурой. Сыну удалось заправить машину не сразу. Вначале он подъехал не с той стороны, и ему пришлось снова объезжать всю заправку; потом он заметил, что шланг не достает до бака, и машину пришлось переставлять; а в довершение всего пистолет отказался работать — из него не удалось выдавить ни капли. В конце концов сын заметил на колонке какую-то кнопку, нажал на нее и залил бензина на двенадцать евро сорок центов, сумму я увидела на табло, денег у него, похоже, не было, как, впрочем, и у меня, так что помощи от матери ждать было нечего. От этого стало больно.

Хуже всего было то, что сама я вела бы себя на заправке в сто раз нелепее. Где-то в районе сердца что-то разрывалось и похрустывало, когда я глядела на бестолковую суету и безрезультатные мыкания сына.

Сын отправился оплачивать свою скромную покупку, а я осталась сидеть в машине, как пришитая. У соседней колонки тридцатилетняя пара вздумала ругаться, похоже, из-за платежной или какой-то другой пластиковой карты. Мужчина со стрижкой ежиком стал сначала размахивать руками, а потом буквально рвать волосы на голове, те, что, вероятно, забыл сбрить, а женщина от всего сердца смеялась над этим бесконечно жалким представлением. На переднем сиденье их автомобиля в детском кресле сидел ребенок, от которого был виден только затылок да пластмассовые дужки розовых, явно очень больших солнечных очков, похожих на два больших крыла.

Я снова погрузилась в какое-то безмысленное состояние и, сама того не осознавая, достала телефон и перезвонила Ирье. Она ответила после пятого гудка. «Привет, Ирма», — сказала она, и я на миг опешила оттого, что она сохранила мой номер в своем телефоне. Смотрела, моментально позабыв все слова, в окно, стоя на заправке, где сын даже еще в очередь встать не успел, а зачем-то бродил между полками, что-то мечтательно выискивая, что именно, сказать было сложно, то ли моторное масло, то ли пиво, то ли журнал с девочками. Но потом, когда я наконец смогла выдавить из себя «привет», разговор пошел сам собой. Решила вот перезвонить, Очень хорошо, Вот, А то я уж думала, не случилось ли чего, Да почему, Ну слышно было, что что-то не так, Ну да, с сыном немного повздорили, Да, с парнями нелегко, Но теперь мы уже в Кяпюля, Где-где, В Кяпюля, А почему там, Сын обещал подбросить до Керавы, А в Кераве что, А как думаешь, Ах да, бумажник, Ну да, Значит, сын подбросит, Что, Сын подбросит, Не поняла, а, водить, конечно, умеет, Да нет, я о том, что, у тебя разве нет машины, Нет, а что, Так ты на поезде сюда на работу ездишь, Ну да, то есть на автобусе, Ах да, Но вообще-то я тут уже присмотрела одну машину.