Книга Соблазнить негодяя - Лорен Хит

Странно. Как странно, что, запутавшись в собственных мыслях, он все равно ощущал ее очарование, ее притягательную силу. Ему захотелось прижать ее к себе, поцеловать. Захотелось поговорить с ней, узнать ее тайны, выведать, о чем она мечтает. Он хотел заставить ее улыбнуться.

Но не тем жалким подобием улыбки, которое она выдавила из себя, прежде чем он поддался воздействию эфира. То была скорее вымученная гримаса, чем улыбка. Он хотел увидеть ее настоящую улыбку, вызванную радостью. И еще он хотел, чтобы улыбку эту сопровождал тихий смех, веселый, беззаботный смех: так она могла бы смеяться, бегая босиком по полю нарциссов.

Она то возникала у него перед глазами, то исчезала.

— Почему вы отдались мне? — Он не знал, подумал ли, произнес ли эти слова вслух.

Ответа не последовало. Но вопрос как будто повис в воздухе. Причины ее поступка остались тайной. Он не любил тайны.

Ему показалось, что он услышал плач ребенка. После этого она исчезла. Он не хотел, чтобы она уходила. Почему? Почему она была так важна для него? Кто она?

Вспомнить. Нужно вспомнить. Наверняка здесь, в этом необъятном водовороте где-то витают ответы, которые можно найти и выхватить. Однако разум его здесь работал не лучше. Хуже. Тут было горячо. Возможно, он попал в ад. Наконец-то. Он не раз поступал плохо, эгоистично и знал, что попасть в рай ему не суждено.

Нога. Он должен был найти свою ногу. Сейчас, пока она ушла. Но, когда он потянулся к ноге, ее пальцы неожиданно поймали его руку, и она зашептала ему что-то непонятное. Он просто хотел проснуться.

Напиться виски ее глаз. Попросить прощения. Все исправить.

Жар стал усиливаться так стремительно, что Мерси не на шутку испугалась. В ноге Стивена доктор Робертс обнаружил кусочек стали, похожий на кончик сабли. Он предположил, что в последнее время, когда Стивен начал выздоравливать и больше двигаться, инородный предмет стал продвигаться к поверхности, повреждая плоть.

Мерси, своими глазами видевшая, в каком кромешном аду принимали раненых в госпитале после боя, не удивилась тому, что маленький кусочек металла могли тогда просто не заметить. Уставшие врачи спешили, повсюду была кровь, света не хватало. Глядя на толстый, уродливый шрам, тянувшийся от основания бедра до самого колена Стивена, Мерси понимала, что рана была ужасной. Стивену повезло, что в госпитале ногу ему попросту не ампутировали. Она видела, как из хирургического отделения выносили почти идеальные с виду конечности, которые до сих пор ей частенько представлялись, когда она закрывала глаза.

О Стивене она заботилась так, будто она одна могла его спасти. Отходила от него лишь ненадолго, чтобы подержать Джона. Но мальчик отнюдь не был заброшен. Жанетт следила за тем, чтобы он всегда был накормлен и чист, да и герцогиня очень привязалась к внуку. Не раз Мерси замечала, как она качала его или носила по дому, рассказывая ему о прошлом его семьи, хоть на самом деле его истоки были не здесь. У Айнсли и Стивена были разные отцы, и все же Стивен вырос в этом доме.

Мерси очень хотелось побыть с ними и послушать о детстве Стивена, но сейчас она была нужна ему взрослому.

Она полагала, что это из-за Джона никого не удивляло, что она оставалась одна со Стивеном. Или, возможно, из-за болезненного состояния Стивена, лежавшего в лихорадке, — его ноге снова предстояло долго заживать. Днем она прислушивалась к размеренному шуму жизни в доме и за окнами, но лишь с наступлением ночи, когда все замирало и только изредка было слышно поскрипывание или постанывание отходящего ко сну большого жилища, ей становилось спокойнее.

Темнота скрывает многие грехи, и ночью она не так боялась, что ее назовут мошенницей. К тому же можно было не опасаться, что ей помешают, ибо, как ни любила герцогиня своего сына, она не проводила рядом с ним долгие часы до рассвета, не смыкая глаз. Это предоставили Мерси, и она с радостью дежурила у постели больного.

Когда она знала, что никто ее не побеспокоит, руки у нее не дрожали и она спокойно убирала одеяло, снимала бинты и проверяла, не воспаляется ли рана Стивена. Очень осторожно она смазывала ее оставленным доктором целебным бальзамом. А затем снова аккуратно перевязывала ногу чистыми бинтами, которые приносили слуги.

После этого она принималась его мыть. Начинала Мерси со ступней. Вытирала их мокрой тряпкой. Потом она перемещалась выше, рассматривая каждый шрам, хоть маленький, хоть большой, и пытаясь представить, как они могли появиться. Обилие рубцов говорило о том, через сколько битв он прошел и сколько раз был ранен. Не все его раны залечивала она. Его могли и не привезти в Ускюдар. Война затягивалась, и появлялись все новые госпитали, поближе к местам боевых действий. Долгая поездка от поля боя до госпиталя многим раненым стоила жизни. К сожалению, то была лишь одна из многих проблем, существовавших в армии.

Мерси дошла до его левого предплечья, которое когда-то было разрублено саблей. Она провела пальцами по изувеченной плоти, которую в первый раз перевязывала в ноябре 1854-го, вскоре после того, как прибыла в Ускюдар вместе с почти четырьмя десятками сестер милосердия и монахинь, сопровождавших Флоренс Найтингейл. Она оказалась совершенно не готова к ужасам войны. Балаклавское сражение, которое увековечил лорд Теннисон в стихотворении «Атака легкой кавалерии», произошло до их приезда, но госпитальный барак был переполнен ранеными, которых свозили туда на кораблях. Армия была плохо подготовлена к такому огромному количеству жертв. Некоторые солдаты получали лишь самую необходимую медицинскую помощь, после чего их укладывали на тюфяки, а то и вовсе на голый пол.

Даже сейчас от запаха несвежего мяса ей становилось дурно, потому что он слишком живо напоминал вонь гниющей плоти, которую она ощутила, впервые войдя в госпиталь.

Она считала, что ей очень повезло: ее сочли достойной стать одной из помощниц мисс Найтингейл. По своей наивности Мерси даже радовалась этому. Но действительность обрушилась на нее с силой разорвавшейся гранаты. Ей хотелось сбежать, вернуться к зеленым английским полям, но вместо этого она лишь укрепилась в намерении продолжать начатое. Эти мужчины боролись за жизнь, и меньшее, что она могла сделать для них, — это помочь в борьбе со смертью. Поэтому она и надела форму медицинской сестры: страшненькое черное шерстяное платье, небеленый фартук и белый чепец. На плечах она носила платок с вышитыми красными нитками словами «Ускюдарский госпиталь», как будто кто-то мог принять ее за кого-то другого, а не за женщину, приехавшую помогать.

Впрочем, однажды ночью ее приняли за кого-то другого. Когда накатывали воспоминания об этом, Мерси отметала их. Она не собиралась возвращаться в тот ад. Другие люди нуждались в ней и помогали отвлечься от мрачных мыслей. Спасая их, она спасала себя. Спасая Стивена, она дала ему возможность спасти ее.

Все в жизни имеет свойство странным образом повторяться. Мерси не пыталась понять, почему так происходит, скорее принимала это, как должное.

На третий день после приезда в Ускюдар она в первый раз увидела капитана Стивена Лайонса, который сидел в углу, мучаясь от лихорадки. Рана у него на руке воспалилась, но он упрямо отказывался идти к докторам, пока не будет оказана помощь остальным. К тому времени, когда он наконец сдался, врачи уже подумывали об ампутации. Тогда он так же решительно был настроен сохранить руку, как сейчас ногу. Он доказал, что все еще может пользоваться ею, и убедил их попытаться ее спасти.