Книга Круг замкнулся - Джонатан Коу

— Я полагал, что ты не симпатизируешь коллегам по газете, — заметил Бенжамен. — В политическом смысле.

— Да, но это и есть мой козырь, — возразил Дуг. — Верно, мое начальство — долбаные идиоты, которые Блэру в рот смотрят. Но главное-то в другом: им приходится ублажать читателей, а большинство читателей до сих пор принадлежат к старым лейбористам. Поэтому им нужен в штате человек вроде меня, даже если я им не нравлюсь. Я — голос тех людей. Тех, кто считает, что мы должны поднапрячься и сохранить завод в Лонгбридже, пусть он и не приносит прибыли. Тех, кому сейчас за сорок, а то и за шестьдесят, они многие годы читали нашу газету, и им глубоко насрать, какой подводкой для глаз пользуется Кайли Миноуг, хотя наш уважаемый главред прямо-таки одержим этим сюжетом…

— Ты с ним не в ладах? — спросил Бенжамен.

— Нет, мы отлично ладим. Но у этого парня ни стыда ни совести. Законченный оппортунист. К примеру, несколько месяцев назад они сняли одну особенно истощенную модель для материала о моде в журнальном приложении, но она смотрелась такой болезненной и костлявой, что снимки отправили в архив. На прошлой неделе он их откопал и тиснул в газете в качестве иллюстрации к заметке об анорексии как о психическом расстройстве. Ему и в голову не пришло, что приличные люди так не поступают.

Дуг кисло усмехнулся. За разговором они добрались до его семейного гнездышка. Хозяин толкнул садовую калитку, и та с протяжным скрипом распахнулась. Поскольку Дуг забыл ключи, пришлось нажать на кнопку домофона, и некоторое время они ждали, любуясь побегами плюща, обвивавшими дверной косяк, и старинными оконными переплетами. Дуг объяснил, что Фрэнки некогда заниматься садом, поэтому они наняли человека, который ухаживает за растениями по полдня три раза в неделю.

Дверь им открыла запыхавшаяся Ирина.

— Ах… Дуг… входите, быстро. Кто-то вам звонит.

— Кто? — заволновался Дуг, следуя за нянькой.

— Там… вон там.

Она указала на гостиную, которая тянулась вдоль задней стены дома и оканчивалась оранжереей, в два раза превосходившей по площади сад Бенжамена. Друзья поспешили в гостиную и застали там всех остальных: Пола, Сьюзан, Эмили, Фрэнки, детей в полном составе. Все возбужденно глядели на Дуга, улыбаясь в предвкушении радостной новости, а Фрэнки еще и беседовала с кем-то по радиотелефону.

— Да… Он здесь. Буквально только что вошел. Передаю ему трубку… На, возьми.

Дуг выхватил у нее телефон и отошел в дальний угол комнаты.

— Это насчет работы? — шепотом осведомился Бенжамен, и Фрэнки кивнула.

Сперва трудно было уловить смысл беседы — присутствующие слышали только одного участника. Дуг говорил очень мало, лишь иногда угукал в знак согласия. Но постепенно все заметили, что по ходу разговора тон этих «угу» изменился. Дуг все чаще молчал, а голос его собеседника, казалось, что-то вдохновенно ему внушает. И когда внушение достигло цели, Дуг умолк окончательно. А с ним и все, кто находился в комнате.

Пауза тянулась мучительно долго. Наконец очень тихо Дуг переспросил:

— Что? — И сразу заорал: — ЧТО?! — А потом повторил это слово опять и опять, крича во весь голос, сотрясаемый такой бешеной яростью, что дети испуганно переглянулись.

Теперь и собеседник заговорил громче, и до слушателей донеслось: «Дуг… прошу, подумай об этом. Не отключайся. Какое бы решение ты ни принял…»

Дуг нажал на кнопку, оборвав разговор, подошел к камину и с неестественным спокойствием положил телефон на каминную полку.

— Ну? — не выдержав напряжения, спросила Фрэнки.

Дуг пялился на свое отражение в зеркале, вставленном в золоченую раму.

— Эта дура, — не сразу ответил Дуг хриплым и непривычно тусклым голосом. — Эта дура Джанет, ей надо проверить слух. — Он обернулся к застывшим в тревожном ожидании лицам. — Редактор политического отдела? Не-ет. Зам главного? Тоже нет. — Набрав воздуха в легкие, Дуг прорычал: — ЛИТЕРАТУРНЫЙ редактор. Вы слышите? ЛИТЕРАТУРНЫЙ… ДОЛБАНЫЙ… РЕДАКТОР. Они хотят, чтобы я заказывал рецензии на книги. Хотят, чтобы я каждый день клал в фирменный пакетик по романчику и отправлял их… этим… — Он брызгал слюной, подыскивая слова, а потом заметался по комнате, выкрикивая в исступлении: — Этим… долбоебам. Каждой ебаной пизде. Каждому ебаному мудаку!

А потом наступила полнейшая тишина, и Бенжамену чудилось, что он слышит, как вопли Дуга эхом прокатываются по комнате и замирают в отдалении. Все в замешательстве молчали, пока Кориандр не повернулась к матери и не прошептала с озабоченным видом:

— Что такое долбоебы? Что такое таждая ебаная пизда и таждый ебаный мудат?

Длиннее фразы она еще в жизни не произносила, но Фрэнки сочла момент не подходящим для похвалы. Она также воздержалась от порицаний в адрес Дуга, но отметила про себя: ее муж в качестве сексуального партнера снова дисквалифицирован — по крайней мере на ближайшие три недели.

22

Клэр, обычно довольно словоохотливая в знакомой компании, сидела за кухонным столом напротив сына и никак не могла придумать, о чем бы с ним поговорить.

Она все отчетливее сознавала, что совершенно разучилась быть матерью. Десять лет назад Клэр ни за что не поверила бы, что такое возможно. Не то чтобы любить пятилетнего Патрика было для нее так же естественно, как дышать; разумеется, она и сейчас его любит, и не меньше, чем прежде. Разница состояла в том, что теперь она не знала, как себя с ним вести. Клэр понимала, что началось это еще до ее отъезда в Италию. Когда Патрику исполнилось девять, она уже начинала испытывать растерянность, не зная, как с ним разговаривать: она не понимала его увлечений, его зацикленности на спорте, на определенной одежде, которую ему непременно надо было носить. Она видела, что с Филипом у сына разногласий практически не возникает, и это наблюдение укрепило ее в мысли, что будет разумно — или, по крайней мере, незазорно — предоставить Патрику развиваться под опекой отца и мачехи, а в итальянское приключение она отправится в одиночестве. Когда приключение закончилось — когда пятью годами позже она вернулась в Бирмингем (истосковавшись по дому, как это ни странно звучит, по дому, который она никогда особенно не любила), — дистанция между ней и сыном только увеличилась. Клэр полагала случившееся неизбежным: хотя Патрик регулярно навещал ее в Италии и она наведывалась в Англию дважды в год, все же он рос вдали от нее, меняясь все сильнее и сильнее, почти до неузнаваемости. И бессловесность, которая на нее накатывала в присутствии сына, становилась все более тяжкой.

В родительском доме она не была с декабря. Тогда Клэр, переночевав две ночи в отеле, вернулась к отцу на четыре дня, чтобы затем отправиться на Рождество в Шеффилд к университетским друзьям. Но и тех четырех дней ей хватило с избытком. В нынешние выходные, однако, Дональд Ньюман благополучно убрался из Англии — в свой французский второй дом, которым он постоянно хвастался и увидеть который у Клэр не возникало ни малейшего желания. Похоже, выйдя на пенсию, отец все больше и больше времени проводил во Франции, но Клэр плохо знала, как и чем он сейчас живет, да и не хотела знать. В 90-х ловкий приятель-брокер заработал для Дональда несколько тысяч, что и позволило отцу обзавестись живописными руинами где-то под Бержераком. Что ж, туда ему и дорога под бурные аплодисменты дочери.