Книга Что ты видишь сейчас? - Силла Науман

* * *

Однажды я сам отвез наших дочерей в Швецию, когда им было лет семь-восемь. Анна каждый день работала над выставкой, уходила рано утром и поздно возвращалась, а иногда и ночевала в студии. У девочек были каникулы, и я уже предчувствовал тоскливые дни в ожидании Анны, наше мрачное настроение — мы, все трое, боялись его и ненавидели.

Мы пробыли несколько дней в Мальме и Копенгагене, но я порядком устал. Девочки хотели походить по магазинам, перейти мост и развлечься в парке Тиволи, а меня тяготило такое бесцельное времяпрепровождение. Весь мир, казалось, погрузился в праздность. И сами девочки, мои собственные дети, с каждым днем все больше казались мне чужими. Дело осложнялось тем, что я был на родине, но дома, в который можно было вернуться и погостить, у меня не осталось. Я странным образом чувствовал себя чужаком в родных краях.

Я так тосковал по Анне, что у меня болело все тело, без нее все теряло смысл. Я привык заботиться о девочках сам, но теперь чувствовал себя весьма неуверенно и не знал, что от меня требовалось как от отца. Стоит ли покупать девочкам то, на что они указывали пальцем? Должен ли я разнимать их во время ссор или следить за их речью и поведением за столом? Что для них лучше и как нам вместе развлекаться? Знал ли я вообще когда-нибудь своих детей?

Дома в Париже наша связь была нерушимой, но поездка в Швецию внесла разлад между нами. Девочки стали совершенно неуправляемыми и крутились как волчки, не обращая на меня никакого внимания. Им всего было мало, они прыгали, смеялись, передразнивали меня и других взрослых, которые к ним обращались.

Я старался придумать какие-то занятия, которые увлекут нас всех, но они не хотели делать то, что я предлагал, и я раздражался, что тут же отражалось на детях, которые моментально все замечали.

Ужин превратился в настоящее мучение, две маленькие девочки вошли в раж, а я судорожно соображал, как их приструнить. Дочери часто настаивали на своем, и мы питались только пиццей или гамбургерами. Один раз я выбрал китайский ресторан и заказал на свой вкус еду на всех, но девочки надулись и вяло ковырялись в тарелках. Даже большой аквариум с морскими обитателями не смог развеять их пасмурное настроение.

После китайского ресторана я спал отвратительно, в номере было душно, а окно не открывалось. Горло жгло от кисло-сладкого соуса, и монотонно гудел вентилятор. Я метался по кровати, простыня сбилась к ногам, и на рассвете я решил, что сегодня мы как следует поедим и отправимся в настоящее путешествие. Мы поедем в Волшё! Я не был там больше двадцати лет. Мой отец уехал оттуда вскоре после меня, и я не знал, что стало с домом и садом, хотя не раз размышлял об этом.

Пока девочки завтракали и смотрели детский канал по телевизору, я пошел в офис компании «Авис» напротив отеля и взял напрокат машину. Через час мы уже ехали из города, прочь от суеты, магазинов, парков и гамбургеров. Мне удалось найти дорогу в новых съездах и кольцевых развязках и привезти детей прямо к моему дому, как будто я ездил по этому маршруту каждый день. Девочки на заднем сиденье пели и читали вывески.

Мы заехали довольно далеко. Мысленно я уже подготовился к тому, что все здесь изменилось, деревни разрослись, но оказалось наоборот. Мы увидели редкие дома, огромные поля и пустынную дорогу между тихих деревень.

Я ничего не знал о нынешнем владельце дома, да и жил ли там вообще кто-нибудь. Мы заехали в пустой двор, все двери и окна в доме были закрыты. В остальном он выглядел в точности так, как в тот день, когда я его покинул. Плющ на фасаде остался таким же зеленым и густым, цвет окон и дверей не изменился. Время здесь будто остановилось. Все было таким знакомым и привычным, что я не удивился бы, если б мой отец открыл одно из окон на верхнем этаже и позвал меня.

Я поднялся по ступенькам и позвонил. Никто не открыл. Девочки тоже позвонили по разу — им не терпелось попасть в дом, чтобы посмотреть, как я жил, когда был маленьким.

— Давайте тогда погуляем в саду, наверняка чуть позже кто-нибудь вернется домой, — предложил я.

Мы пошли к пруду, девочки, возбужденные поездкой на машине, поддавали ногами прошлогоднюю листву.

Стояла ранняя весна, и было еще холодно. Я подумал, что мне следовало взять для дочерей шапки. Моя постоянная боязнь не справиться с самыми обычными вещами, казалось, никогда не пройдет. Она появилась у меня в ту секунду, когда моя молодая коллега принимала роды у Анны, на мой взгляд, довольно бесцеремонно. Эта тревога не проходила, как будто дети до сих пор оставались новорожденными, а мои руки были слишком большими для их крохотных тел и я никогда не смогу правильно о них заботиться без Анны.

Сейчас дочери в резиновых сапогах, купленных на ярмарке по дороге, бежали на ледяном ветру без шапок. Почему я не взял с собой теплую обувь, брюки и шапки?

Земля на клумбах была заботливо обработана — как всегда, черная и жирная, и наша удивительно красивая герань, пионы и анемоны наверняка ждали весны глубоко внизу под перегноем.

Мы прошли в глубь сада, и мое сердце забилось сильнее. Солнце мягко лило свой свет сквозь ветки и рисовало тот же узор на прошлогодней листве, который я помнил. Запах почвы и весны уносил меня в далекое прошлое. Голоса девочек вдруг исчезли, я перестал видеть и слышать окружающий мир… Мой камень лежал там, куда я положил его целую вечность назад. Немного посерел, но так и лежал на своем месте.

Детские голоса вернулись, они звали меня. Я не знал, что им сказать, как объяснить то, почему я ковыряюсь в чужом саду и что за банка спрятана под этой землей. И в эту секунду она снова стала для меня важнее всего на свете. Если бы банки не оказалось под камнем, я бы сошел с ума и перекопал весь сад. Я больше ни секунды не мог ждать, так мне хотелось снова подержать ее в руках. А ведь до этого момента я не вспоминал о ней годами, и даже на пути сюда.

Девочки бросали в пруд камни. Они смеялись надо мной, ковыряющимся голыми руками в рыхлой земле, окликнули меня, и в их укоризненных взглядах я внезапно увидел Анну. Кончики пальцев уже коснулись банки. Она лежала там, целехонькая. Я взглянул на своих краснощеких детей, которые, подбежав ко мне, остановились. Чувствовал нестерпимый запах их детского шампуня, который они выбрали в аэропорту. Я рассказал им о том, что лежало в земле и что я собираюсь откопать банку. Одна из них пнула землю возле моей руки и сморщилась:

— Что еще за ногти и волосы?

Я засмеялся и услышал сам себя:

— Ну ладно, оставим все, как есть, пусть лежит тут.

И мы ушли.

Подождав еще немного во дворе, мы поехали в деревню и, проголодавшись, остановились у кафе, которое было тут еще во времена моего детства. Стены внутри по-прежнему были обшиты темными досками, те же бело-желтые занавески висели на окне. Мы заказали бутерброды с яичницей, и тут вошел молодой человек в комбинезоне и забрал что-то с кухни. Проходя мимо нашего столика, он посмотрел на меня в упор, как на пустое место, явно не узнав.

Потом я понял, что он действительно не мог знать меня и не мог, просто в силу возраста, быть моим одноклассником. Наверное, это сын моего школьного приятеля, которого я видел последний раз несчетное количество лет назад.