Книга Танец мотыльков над сухой землей - Марина Москвина

— Вот как в разные времена манипулируют нашим сознанием! — заметил Тишков, глядя на это странное соседство.

* * *

Я рассказала Ковалю, что была на приеме у психотерапевта и мне установили два синдрома: синдром Отелло и синдром «перелетных птиц».

— У вас, Юрий Осич, — спрашиваю, — нет ли подобных синдромов?

— «Перелетных птиц» — пожалуй, — ответил Коваль. — А вместо синдрома Отелло у меня синдром Дездемоны.

* * *

Яков Аким и Юрий Коваль после открытия «Книжкиной недели» пригласили нас с Бородицкой в ресторан под названием «НИЛ» («Негодяи и Лизоблюды», — Коваль расшифровал), вроде филиала Дубового зала Дома литераторов.

Сначала все было на широкую ногу: соленая форель, борщ, хаш, мы наелись, напились, а нам все подносят закуски, горячее на необъятных тарелках, графинчики с коньяком. В какой-то момент Юрий Осич заерзал и стал намекать, дескать, здесь, вообще-то, все очень дорого. Но внезапно проголодался и заказал долму. Потом Бородицкая ушла. Мы пировали втроем. Тут пробил час расплаты и обнаружилось, что им не хватает. Я достаю кошелек.

Яша — гордо:

— Я у Марины не возьму.

А Юра:

— Яш, ладно тебе, давай возьмем! Не будем ее обижать. Маринка — это же человек, а не девушка!..

* * *

Яков Лазаревич Аким поздравил дочь Иру с Рождеством. Она поблагодарила, но заметила:

— Хотелось бы, чтобы это поздравление было более осмысленным.

* * *

В доме ремонт, я упаковываю вещи, смотрю — у Лени сумка какая-то потрепанного интимного вида. Заглянула, а там пожелтевшие письма — пачки! Выудила одно, объятая ревностью, на конверте адрес: «Мурзилка», «Чемоданчик»… Это были письма детей в редакцию про инопланетян.

* * *

— Какой тебе роскошный свитер Маринка связала! — сказала Дина Рубина Тишкову и спросила у меня: — А почему ты не свяжешь ему штаны? И пояс верности туда бы ввязала, опять же — от радикулита хорошо.

— Да пусть она скажет спасибо, — вскричал Леня, — что я ей в жизни доставил хотя бы мало-мальские страдания! А то вообще было бы не о чем писать!

* * *

«Цыганский» писатель Ефим Друц:

— Вы когда-нибудь слышали пенье цыган? Уверен, что никогда! Так я вам это устрою! У меня жена была цыганка, я кочевал с их табором. Вы должны прочитать пять моих книг — и вы все обо мне поймете. И позвоните мне.

— А в ваших жилах течет цыганская кровь? — спросила я, затрепетав.

— Ни капли! — вмешалась в разговор Ира Медведева. — Фима — просто еврей. И сколько можно доить одну корову? Там в вымени не осталось ни капли!

* * *

Подруга моего брата — про их одноклассницу:

— …Она может не смочь прийти на вечер выпускников. Ведь у нее восемь собак. Она была врачом, а потом стала экстрасенсом и поняла, что не в состоянии жить с людьми. Теперь живет с собаками. И она там не самая главная! Самая главная у них — одна большая и умная собака…

* * *

Приехала в Переделкино и сразу передвинула мебель в номере — по-своему разумению наладила «фэн-шуй».

На что горничная мне сказала строго:

— Будете уезжать — поставьте все на место.

Оказывается, в этой комнате всегда останавливается слепой поэт Эдуард Асадов — тут каждая вещь для него должна быть привычна и под рукой.

* * *

Вспомнила, как в Доме творчества в Коктебеле он стоял на набережной с тростью, и лицо его было обращено к морю.

* * *

Эдуард Асадов — за столом в Переделкине:

— Серафимы, Херувимы… Кто их там разберет, эту небесную канцелярию. Вот попадем туда — увидим. Если бог даст, что Бога нет, тогда не увидим ничего.

— Экий вы богохульник, — отзывается его собеседник.

— Я — да, — отвечает Асадов. — У меня свои отношения с Богом. Но больше никому не советую.

* * *

Наш дядя Толя всю жизнь собирает марки, меняет, покупает, отслеживает.

— Немецкие марки времен войны? Это интересно! — он говорит. — Но только без Гитлера, этого мерзавца.

* * *

Моему папе Льву прописали уколы. Но нам все время некогда забежать к нему.

— А я могу выйти в метро, — предложил Лев. — Договариваемся — какой вагон: передняя или задняя дверь, поезд подъезжает, двери открываются, а я уже стою со спущенными штанами. Леня быстро делает укол, двери закрываются, я надеваю штаны, а вы едете дальше.

* * *

Асар Эппель, узнав о том, что переводчик Миша Липкин ходит в семинар к нему и к нам с Бородицкой, воскликнул:

— Ходить к Маринам и ко мне — это все равно, что бегать за продуктами в «Седьмой континент» и в «Пятерочку»!

— Правда, он не оговорил, — заметил Миша, — кого подразумевал под «Пятерочкой», а кого — под «Седьмым континентом».

* * *

Режиссер Татьяна Скабард снимала фильм про Леню Тишкова для программы «Острова». Они ездили на Урал, в маленький затерянный между сопками городок Нижние Серги, где родился и вырос Леня. Снимали родной деревянный домишко на краю озера с печной трубой, баб с коромыслами, детишек на салазках.

В конце фильма Скабард спросила:

— Лень, ты чувствуешь себя по-настоящему русским человеком?

— Я чувствую себя человеком мира, — ответил Тишков.

— В кои-то веки решила снять фильм о чистокровном русском! — всплеснула руками Скабард. — С таким трудом отыскала его среди несметных полчищ метисов и мулатов, так он оказался — человеком мира!..

* * *

Люсин приятель Гена Маслов заранее поставил себе памятник на кладбище, где отразил все свои достижения и регалии.

— А теперь, — сказала Люся, — Маслов хочет напечатать альбом — кого он любил и кто любил его.

Я спрашиваю:

— А это будут два разных альбома?

— Наверное, один, — ответила Люся, — он собирается его издать за свой счет.

— Чтобы разослать по библиотекам? — спросил Леня.

* * *

Желая отдохнуть от сухумской разрухи, Даур Зантария кочевал по Москве. Некоторое время он обитал у нашей подруги, художницы Лии Орловой.

Она ему:

— Абхазский сепаратист, закрой за мной дверь!

— Иди-иди, — отвечал он, — клерикалка, мракобеска, обскурантистка…

* * *

— Я был в Пицунде, — рассказывал мне Даур, — пустой пляж, пустое море. Идешь — никто не мешает, правда, никто и не помогает. Денег нет вообще! Абхазских еще нет в природе, а русские не имеют хода. Впрочем, и русских ни у кого уже нет. Лия хотела поехать в Абхазию. Но там такая шпиономания, ее арестовали бы как шпионку. Сейчас там нельзя одной тихонько купаться в море. Неопытная, но энергичная служба безопасности не дремлет. Они схватили незнакомого чеченца. А где-то в болгарском романе читали, что нужно вколоть аминазин, чтобы развязать ему язык. Но вкололи такую дозу, что он только сказал «Аллах акбар» и умер. Повсюду царит ужасная мистика: в этого бес вселился, в того вселился дьявол, везде видят чертенят. Сидят, как в колодце, пять лет — совсем нет никакой связи. Местные дельцы, имеющие спутниковые телефоны, на моих глазах поднялись на гору — пытались установить связь, — но туман, то, се, — ничего не получилось. Я все там роздал, кроме любви к тебе, ибо любовь к тебе — это то, из чего я состою!