Книга Римляне - Оливия Кулидж

– В следующий раз я буду победителем.

– На что поспоришь?

Дио расхохотался. Теперь он понимал, как глупо было спорить с Макро и любезничать с Лоллией, но все это уже не имеет значения. Возможно, Грецина тоже усвоила урок. И все пари уже позади.

Дорогие усопшие

На празднике роз в мае римляне поминали усопших. В серых предрассветных сумерках на широкие дороги, окаймленные памятниками, потому что мертвые всегда хотели находиться рядом с живыми, начинали стекаться целые семьи из города. Впереди пешком шли беднейшие слои населения, ремесленники и вольноотпущенники, направляясь к своим неказистым мавзолеям, где в маленьких ячейках стояли урны с прахом их родственников, обозначенные пластинками из простого дерева, камня или металла. Столь же рано на дорогах появлялись босоногие дети, продающие увядшие букетики цветов или розовые лепестки, которые чаще всего и покупали бедняки, потому что они были самые дешевые. По обочинам дороги с ночи расположились лагерем торговцы всех мастей, предлагающие баночки простого или благовонного масла для лампад, бурдюки с вином для поминок, горсти разнообразной еды, смешанной с солью, чтобы окропить пламя у алтарей. С толпой мешались булочники и колбасники, соблазняя проголодавшийся народ вкусными закусками. Акробаты, жонглеры, фокусники и уродцы располагались вдоль дороги и громкими криками зазывали толпу. Казалось, что вдоль Аппиевой дороги будто из воздуха возникла невероятная ярмарка, которая так затрудняла движение на узкой дороге, что порой людям приходилось вовсе останавливаться. Постепенно стали появляться более обеспеченные граждане, и можно было уже видеть бабушку, восседающую на осле, или набитую ребятишками тележку, запряженную мулами. К общему гвалту присоединились вопли возниц и щелканье кнутов, которые понуждали толпу двигаться вперед, мимо гробниц богачей.

Сами богачи прибыли намного позже, и среди самых последних Кэцилий. Он восседал в красивой маленькой повозке рядом со своим дядей, а дюжина рабов, задыхаясь, бежала впереди и расчищала дорогу для экипажа. За первой повозкой следовали большие четырехколесные повозки с детьми, внуками, нянями и невестками. Процессию замыкали повозки с рабами, розовыми гирляндами, маслом, благовониями, ладаном и жертвенными животными. Повара и слуги ушли далеко вперед и уже приготавливали в особых залах праздничный обед.

На могиле каждого родственника была своя табличка с его прижизненным изображением, с указанием статуса и годов жизни. Маленьких детей подвели к могилам, чтобы они возложили цветы, прочитали по слогам имена и ощутили связь поколений. Тем временем Кэцилий с дядей зажгли лампады перед усыпальницами, вспоминая случаи из жизни теперь уже умерших родственников. После окончания ритуала детей отпустили с наказом найти старого Приска, сторожа, который покажет им маленький сад, всегда такой аккуратный, свою крохотную каморку, семейный склеп и, возможно, позволит с благоговением взглянуть на крематорий. Приск был рабом, рожденным в этой семье, и успел поведать уже двум поколениям о семейных тайнах.

Однако Приска не было в обычном месте. Дети, которым приказали вести себя тихо, заглянули в его каморку.

– Ш-ш! – произнесла старшая Луцилла. – Сейчас как раз молятся мертвым духам. Нельзя их беспокоить, иначе придется начинать заново. Пойдем в сад. – И дети гуськом вышли из комнатушки.

– Он сбежал смотреть на канатоходцев, – произнес юный Кэцилий, который сам был не прочь сделать то же самое. – Я все скажу дедушке, и Приска накажут.

– Приск, милый Приск! – шепнула Луцилла, пробираясь по саду. – Приск, мы ждем! – В кустах раздавалось сладкоголосое пение дрозда, но Приск не показывался.

На детей набросились няни, рассерженные тем, что дети без присмотра играли в саду и выпачкались.

– Я все скажу дедушке! – извивался в руках нянь Кэцилий. – Пустите меня! Я не хочу умываться! Мы просто хотели заглянуть за стену. Подождите, вот я расскажу все про Приска…

– И ведь скажет, – заметил управляющий, присутствовавший при семейной сцене. – Этот маленький разбойник никогда ни о чем не забывает. Эй, Квинтус, поправь гирлянду! Вот так-то лучше, и повесь ленту. Где этот болван?

Никто не ответил. Слуги научились держать язык за зубами и не лезть на рожон. Кроме того, они не очень хорошо знали Приска, хотя он и жил при усыпальнице уже двадцать лет. Вполне возможно, управляющий боялся ответственности, поэтому продолжал допрос.

– Я видел его. Видел его где-то, как будто бы у кухни… Квинтус!

Квинтус подскочил на месте и выронил ленту из рук. Нервы всех были на пределе – надо было ублажать всю семью.

– Прошу прощения, я хотел повесить ленту получше. Одну минутку, сейчас покажу…

– Ты говорил с ним, – сказал управляющий, – я видел вас. Не пытайся отвертеться. Что он сказал?

Квинтус притворился удивленным. Он пожал узкими плечами и посмотрел искоса на управляющего, соображая, что будет безопаснее: сказать правду или солгать.

– А, этот старик с седой бородой! – невинно воскликнул Квинтус. – Ничего особенного! Я не знаю его. Он просто задал мне вопрос.

– Какой вопрос?

– Я не помню. – Квинтус понял, что ему не выпутаться, и прижал руку ко лбу, стараясь не касаться аккуратно уложенных кудрей. – Дайте подумать. Ах да, он вдруг подошел ко мне и без всяких извинений вдруг спросил, где Феба, как раз тогда, когда у меня руки были заняты розами, а вся семья ждала. Он встал на моем пути и сунул свою жесткую бороду прямо мне в лицо, источая запах лука. «Где Феба?» Уж эти мне слуги! Естественно, я разволновался. «Феба? – переспросил я. – А, ты имеешь в виду нашу Фебу! Она мертва». А он сказал: «Боже!» – и ушел. Клянусь, это все.

– И никто не сообщил ему, – покачал головой управляющий, – мне надо было об этом вспомнить в прошлый раз. Но конечно, ведь Феба умерла после праздника фиалок! Бедный старый Приск!

– Ты хочешь сказать, – произнес старший прислужник, стоя к управляющему спиной и разглядывая легкий столик, на котором смешивали вино, – что этот старый пень был влюблен в нашу прекрасную Фебу? Как бы она смеялась! – И сам прислужник прыснул. Слуги низшего ранга последовали его примеру и услужливо засмеялись, потому что их положение зависело от их хозяина, а не от управляющего.

– Он не так уж стар, просто седой, – заспорил управляющий, которому очень не по душе был прислужник, – и ему пришлось отрастить бороду в знак уважения к мертвым предкам. А что касается Фебы, то, насколько я знаю, за последние двадцать лет она ни разу не смеялась.

– Хочешь сказать… – повторил удивленный прислужник.

– Хочу сказать, – сердито заговорил управляющий, – что двадцать лет назад, когда ты был еще сопливым мальчишкой и только начинал усваивать дурные привычки, бедный старый Приск был лучшим прислужником и приятным человеком, которым ты никогда не станешь. А потом он и Феба полюбили друг друга, тебе этого не понять. Он был готов ко всему ради единственной девушки на свете, которой хозяйка позволяла укладывать свои волосы. Хозяйка хотела продать беднягу Приска, но он родился в доме, и, в отличие от некоторых, его очень ценит хозяин. Поэтому его отправили сюда.