Книга Шанхай. Любовь подонка - Вадим Чекунов

Зрители внимают уроку счета на пальцах. Ближайший из них, дедок в кепке-маоцзэдунке, стоит почти вплотную. Вслушивается, приоткрыв рот, и пристально, точно подозревая в мошенничестве, разглядывает наши руки.

– Если сейчас кто-нибудь из них полезет практиковаться в английском…

Я начал заводиться, и Ли Мэй, прыснув от смеха, потащила меня прочь.

Почти бегом мы добрались до высоких стел в конце набережной. Вокруг памятника было почти безлюдно. На широкой гранитной плите блестели иероглифы. Несколько человек бросали монеты куда-то вниз – за ограждение, окружавшее небольшую площадку посредине.

Мы подошли ближе.

Сооружение походило на бетонный колодец. Внизу плескалась вода и виднелся деревянный островок, усыпанный мелочью.

– Там живут черепахи, – сказала Ли Мэй. – Если кинуть монетку и попасть, это хорошая примета: черепахи приносят долголетие.

В воде я разглядел несколько темных округлых силуэтов. Одна черепаха подплыла к островку, высунула из воды смешную голову и положила на мокрое дерево передние лапы-ласты.

Судя по оживлению бросателей монет, целились они как раз в черепаху. Легковесные цзяо[6]цели не достигали, и тогда в ход пошли увесистые юани. Когда одна из монет под восторженное «ай-я!» публики чиркнула по панцирю черепахи, та поспешила снова скрыться в воде.

– Будет жить долго… – сказал я, больше имея в виду расторопную черепаху.

За памятником, на реке, снова загудел теплоход. На этот раз долго и протяжно.

– Сколько ты хотел бы прожить? – вдруг спросила меня Ли Мэй.

Пожал плечами.

– Не знаю. Зависит от того, как. Если счастливо…

– Да, конечно, счастливо. Сколько?

– Иногда достаточно и одного дня. Такого, как сегодня.

Прежде чем она успела спросить что-нибудь еще, обнял и притянул к себе.

Она вздрогнула, на мгновение уперлась ладонями в мою грудь, как тогда, в автобусе, откинула голову, скользнула взглядом куда-то в сторону.

– Нет, здесь люди…

– Я знаю… – сказал я, склоняясь к ней.

Наши губы почти касались друг друга.

Сердце мое обмирало.

Руки Ли Мэй обняли меня за спину.

– Но люди… – сказала она опять, на этот раз едва слышно.

– Пусть смотрят…

Губы ее, теплые, чуть напряженные, слились с моими. Она закрыла глаза. Расслабляясь, ответила на поцелуй. Я гладил ее волосы, отрывался от губ и целовал шею, скулы… брал ее лицо в ладони, касался губами век, бровей, лба… вдыхал аромат ее духов, кожи, волос… смотрел на ресницы, на изгибы ушка, на тонкие волоски у шеи, не попавшие в собранный резинкой «хвост»… Сознание мое уплывало – я не видел ни зданий напротив, ни глазевших на нас туристов, не слышал сигналов машин и гудков с реки. Все исчезло, осталась только Ли Мэй – вкус ее губ, теплота дыхания, упругость тела…

…Мы не сразу заметили, что начало накрапывать. Стояли, обнявшись, вжимаясь друг в друга. Лишь когда дождь пошел сильнее, очнулись, одновременно посмотрели вверх, потом друг на друга и засмеялись.

Лицо Ли Мэй разрумянилось, по-детски совсем. Уши пунцово горели.

Она отвела взгляд, прикрыла глаза рукой. Покачала головой.

Небо проседало, наползая на пик телебашни. С той стороны реки тянулась серая бахрома дождя. Частые капли намочили плитку площади, рябью покрыли воду в черепаховой заводи.

Волосы Ли Мэй блестели от влаги.

– Бежим! – сказал я.

Держась за руки, забежали на веранду кафе. Сели за столик.

Сквозь мокрый пластик крыши виднелись темные пятна – голуби, сидевшие поверху, нахохлились, но не улетали.

Нам принесли кофе.

Румянец на щеках Ли Мэй почти угас, только уши краснели по-прежнему, как у ребенка.

– Все видели… – сказала она, вновь качая головой. – Что они подумают?..

Взял ее за руку.

– Это не их дело. Они если и видели нас, то в первый и в последний раз в жизни. Забудь о них.

– Я первый раз целовалась с парнем на людях…

– А раньше?

– Только один раз… В школе. Но никто не видел!

– Один раз?!

Ли Мэй кивнула, высвободила руку и закрыла ладонями лицо.

– Почему ты любишь меня? – спросила, не убирая рук.

– Потому что я люблю тебя. И я рад, что ты знаешь это.

Убрала руки, сложила их на столе. Внимательно и серьезно взглянула на меня.

– Конечно, знаю. Ты ведь поцеловал меня. И я поцеловала тебя.

«В ее возрасте, – вспомнил я, – у Инки уже было два аборта…»

– Ты знаешь… Не каждая девушка так сладко целуется второй раз в жизни. Это не комплимент, это правда.

Опять засмущалась, но, уже не пряча глаз, улыбаясь.

– Не у каждой девушки есть настоящий лаоши… Главное, чтобы он не ел много йогурта.

Я озадаченно вникал в смысл сказанного.

Она рассмеялась:

– Помнишь рекламу? Если ты вырастешь, как Яо Мин, твоя студентка не достанет до губ учителя.

Я перегнулся через столик и поцеловал ее.

– Учитель будет носить тебя на руках.

Дождь выстукивал дробь по крыше кафе. Ли Мэй неотрывно смотрела на меня.

– Похоже, дождь надолго, – сказал я, отчего-то начиная смущаться тоже. – Может, поедем куда-нибудь? Поймаем такси, если получится.

Обхватила ладонями чашку, по-детски заглянула в нее, поднесла к губам, словно спряталась за нее.

– Знаешь, чего мне хочется? – спросила, сделав маленький глоток уже остывшего кофе.

– Чего бы Вам ни хотелось, Ваше Высочество – все будет исполнено! – ответил я, подражая придворному из театральных комедий.

Засмеялась.

– Смотри, осторожнее. Не подливай масла в огонь. Иностранцы и так жалуются, что современные шанхаянки ужасно капризны, родители вырастили из них избалованных принцесс. Мы – единственные дети, привыкли, что все только для нас. Разбалуешь меня, и тогда тебе несдобровать. Не забывай, я по зодиаку – Лев, со мной трудно управиться.

– Я тоже у родителей единственный ребенок, но принца из меня, видимо, не получилось.

– Зато получился лаоши. Сейчас это важнее, чем принц.

– Судя по деньгам – не думаю, – усмехнулся я. – Но если бы у меня было лицо, как, например, у принца Альберта, я бы умер от тоски. Да и вообще, не для меня такая жизнь…