Книга Убийства в "Маленькой Японии" - Барри Лансет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разумеется.
– Мне нужна помощь на аукционе «Сотбис» в ноябре. Вы свободны в это время?
– На данный момент у меня ничего не запланировано.
– Очень хорошо. Мой клиент хочет приобрести Лихтенштейна[4]. Одну из основополагающих ранних работ, которая заполнит пробел в его собрании. Вот почему он настаивает, чтобы кто-то непременно лично присутствовал на Манхэттене во время торгов и гарантировал сделку. И мы, конечно же, будем поддерживать непрерывную связь по телефону. Гонорар в тех же пределах, что и прежде. Подходит?
– Без проблем. Но теперь расскажите, что вы думаете о моем кандзи.
Он откашлялся.
– Весьма необычный экземпляр.
– То есть?
– Как вам, несомненно, уже известно, он не фигурирует ни в одном из известных словарей и прочих источников. Но это далеко не все. Вы получили мое электронное письмо? Я скопировал кандзи, и мы могли бы провести сравнительный анализ прямо сейчас.
– Одну минуту.
Я перешел в соседнюю комнату, включил компьютер и распечатал письмо, присланное Такахаши. Помимо небольшой кухни, к которой примыкало нечто вроде столовой, наша квартира состояла из двух «компактных» спален (эвфемизм, пущенный в ход агентом по продаже недвижимости и означавший, что после того, как в комнату устанавливали кровать и платяной шкаф, в ней можно было только стоять) и гостиной с двумя элегантной формы окнами с видом на Залив. Полы покрывал бежевый ковролин, а стены я украсил обрамленными афишами выставок в токийский музеях Недзу и Гото. К ним я добавлял одолженные в магазине гравюры, всякий раз достаточно быстро возвращая одну, чтобы сменить на другую. Перед одним из выходивших на Залив окон я оборудовал подобие кабинета – стол для наших с Дженни портативных компьютеров, сидя за которым каждый из нас мог заниматься своими делами, не прерывая общения между собой.
Я достал из лотка принтера лист бумаги и положил перед собой. Потом вынул фотокопию, переданную мне Ренной в «Эм энд Эм», и пристроил рядом с новым вариантом от Такахаши.
– Теперь готов, – сказал я в телефонную трубку.
– Изображение прошло четко?
– Вполне.
– Прежде всего, как вы справедливо отметили, неловкость пера действительно свидетельствует о том, что автору нечасто приходится писать этот кандзи.
– Следовательно, когда он это все-таки делает, то неизменно с определенной целью, верно?
– Да. Но скажу больше: не слишком тренированная рука и недостаточная резкость некоторых штрихов свидетельствуют о невысоком образовательном уровне. Я бы предположил, что у автора не более шести или семи лет школьного обучения.
Но мне пришла в голову другая мысль.
– А не может это быть человек, которому редко приходится писать по-японски вообще? Например, японец, живущий за границей?
– Мне не приходится иметь дела с такого рода документами, но, пожалуй, жизнь вдали от родины может рано или поздно сказаться на качестве почерка. В таком случае наш автор, вероятно, учился на год или два дольше, чем я предположил первоначально, но в… в более примитивном учебном заведении. Однако в любом случае бросается в глаза его не особенная искушенность в каллиграфии, не слишком глубокое понимание красоты иероглифа.
Веками художники, ученые и буддийские монахи соревновались в искусстве написания текстов стихов или знаменитых изречений. Даже сейчас эти работы многое давали исследователю для составления психологических портретов наиболее известных деятелей просвещения прошлого.
– Не исключено, что это нисей, воспитывавшийся в японском интернате.
Нисеями называли детей, которые родились у японцев, живущих за границей. По понятным причинам они испытывали на себе более слабое воздействие японской образовательной системы.
– Не исключено, – отозвался мой собеседник, – хотя и в таком случае он должен был получить частичное классическое образование. Этим легко было бы объяснить странное сочетание знания канонов с не слишком уверенным исполнением.
– Согласен. Вы заметили что-нибудь еще?
– Как мне кажется, кандзи представляет собой новую искусственную комбинацию. Несколько изографов, спрессованных в один, причем так, словно создатель его меньше заботился о смысле, чем о символичности полученного изображения. Это, если угодно, аналог современного логотипа. И разгадку значения следует искать, исходя из такой предпосылки.
– Вы смогли разобрать его?
– Да, признаюсь, я составил список как очевидных, так и более туманных интерпретаций, но мне потребуется несколько дней для проверки своих предположений. Опытный глаз мгновенно различает в этом кандзи нечто очень тревожное.
Я и боялся, и надеялся, что он придет именно к такому выводу. Ко мне вернулись все недобрые предчувствия, возникшие после разговора с Ренной, и пугающие мысли снова стали лезть в голову.
– Уж кому-кому, а вам не нужно объяснять, с чего я это взял, – продолжил бизнесмен из Киото, – но в кандзи нашло отражение высокомерие автора в сочетании с дополнительным элементом, который лично меня глубоко и неприятно взволновал.
Услышав его слова, я снова почувствовал, как у меня участился пульс. Если вы обладаете способностью разбираться в этом, любая японская каллиграфия несет в себе психологическую нагрузку. Всего несколько знаков могут свидетельствовать о человеческих качествах писавшего, нести в себе следы игривости, радости, печали, гордости, поверхностности, тоски, доброты, жестокости, злости, духовного богатства или же полного его отсутствия.
– О чем именно вы говорите, Такахаши-сан?
Даже по телефону я ощутил, с каким трудом мой друг старается подобрать подходящее определение.
– Знаете, поскольку в своем письме вы указали на особую срочность этого дела, то буду предельно краток. В кандзи заключена мощная маниакальная энергетика. Нечто брутальное и не поддающееся контролю.
– И что из этого следует?
– На вашем месте, Броуди-сан, я бы не спешил встречаться с тем, кто это написал. Напротив, я бы постарался избежать подобной встречи.
Не успел я как следует обдумать полученную информацию, как меня почти тут же контузило «бомбой», присланной по электронной почте Кунио Нодой – лучшим сыщиком агентства «Броуди секьюрити».
Обнаружил 29-летнего гения в университете Васеда. Кандзи значится в его базе данных. Единственное известное ему появление связано с деревней Сога-джуджо в префектуре Шига. Чтобы отследить происхождение, необходима поездка. Ожидаю распоряжений. Нода.
Я изумленно уставился на дисплей компьютера. Сначала Такахаши, а теперь Нода. Как он разыскал следы кандзи так быстро? Всего лишь за день Нода сделал то, что не удалось после интенсивных поисков, на которые четыре года назад я потратил два месяца. Ведь тогда я встречался со многими известными лингвистами. И историками. Обладая опытом розыска предметов антиквариата при минимальной информации в виде отрывочных записей или смутных воспоминаний бывших владельцев, я прекрасно умел идти по самым запутанным следам и все равно не обнаружил тогда ничего, кроме показаний до смерти перепуганного старика. Что ж, Нода вновь продемонстрировал свой профессионализм.