Книга Бабочка на штанге - Владислав Крапивин

Понятно было, что он шутил. Но… мне казалось, что не совсем шутил.

— А никак нельзя ее… это… обезвредить? — спросил я. — Ну, поймать и — в банку. В непрозрачную…

— Да я бы с удовольствием просто прихлопнул эту тварь! Подошвой! Но ведь не доберешься… Я пытался даже стрелять по ней иголкой из трубки… Видели кино «Индеец в Париже»? — (Мы дружно закивали.) — Помните, там амазонский мальчишка нанизывал мух на стрелку с иглой? Вот и я… как дурень… А она летала и хихикала…

Чибис вкрадчиво спросил:

— Значит, если ее подстрелить, у вас не будет неприятностей?

— Будет незамутненная радость, — угрюмо сообщил Ян Яныч. — Но как ее…

Чибис взгромоздил пяткой на скамью левую ногу (на колене засиял блик от лампы). Бинт на щиколотке был обтянут паутинчатой медицинской сеткой. Чибис, деловито покряхтывая, выдернул из сетки резинку, положил перед собой, подумал. Решил, видимо, что мало, выдернул еще одну. Связал кончиками.

Ян Яныч и я следили молча. Я начал что-то понимать.

Чибис, изогнувшись, полез в кармашек под подолом футболки, вытащил медную рогатульку. Взял ее, как вчера — двумя пальцами за торчащие усики. Синяя рукоятка дернулась, рогатулька поднялась горизонтально.

— Ого… — Ян Яныч возвел медную бровь. — Индикатор типа «Хоббит». Да?

— Не знаю… — бормотнул Чибис. И стал умело привязывать резинку к рогатульке. Потом глянул исподлобья:

— Бумажку бы…

Я вспомнил, что у меня в нагрудном кармане — чек от вчерашних покупок. Выдернул на свет бумажную ленточку. Прошелся по ней языком. Скрутил из чека тугую трубочку толщиной в вермишелинку.

— Чибис, так?

— Ага… Только перегни.

Я согнул из трубочки скобку. Чибис ухватил ее, зарядил рогатку.

Я понимал заранее (снова — те самые «инстинкты»), что он не помажет. Он, видимо, тоже это понимал. Но все же бормотнул что-то вроде «заклинашки»:

Раз-два-три-четыре-пять,

Будем в муху попадать…

И выстрелил, почти не целясь.

Бумажная пулька отлетела от потолка непонятно куда. А муха упала прямо к нам на стол. Стукнулась тяжело, как металлическая. Ян Яныч накрыл ее ладонью. Потом выдернул из стакана бумажную салфетку, завернул подбитую «Миксу», убрал в брючный карман.

— Покажу знающим людям. Которые понимают во всяких там нанатехнологиях… Чибис, откуда у тебя это искусство Вильгельма Телля?

Тот сказал со скромным удовольствием:

— Сам не понимаю. Это первый раз…

— Покажи-ка твое оружие…

Чибис протянул ему рогатку. Она повисла в пальцах Яна Яныча на резинке. Дернулась, завертелась. Потянулась к арке, за которой был большой зал.

— П-понятно, — сказал Ян Яныч, хотя, кажется, было ему не очень понятно. — Ладно, возьми…

Чибис опять задрал футболку и спрятал рогатку в кармашек у пояса. Потом сел в прежней позе — с пяткой на скамейке. Уткнулся в колено подбородком. И замер, будто прислушивался…

Мужчины за дальним столом (те, что в форменных рубашках) теперь смотрели в нашу сторону.

— Яныч, спасибо, — вдруг сказал самый старший, седоватый.

— За что, пилоты? — усмехнулся Ян Яныч.

— Векторы сошлись… Тебе спасибо и ребятам. Вовремя это они…

— Просто совпадение… — сказал Ян Яныч.

— Да здравствуют совпадения! — азартно воскликнул один из пилотов. Они зазвякали горлышком бутыли о стеклянные кружки, потекла в них пунцовая жидкость. Пилоты вытянули руки с кружками в нашу сторону и негромко, но дружно спели:

…Если муха — муху бе-е-ей!

Взять ее на мушку!

Чокнулись, выпили и без лишних слов прошагали к выходу.

Мне показалось, что кончается какое-то непонятное, но интересное кино.

— Что это было? — шепотом спросил я Чибиса. — «Бабочка на штанге»?

— Понятия не имею, — шепнул он в ответ.

Ян Яныч выбрался из-за стола, встал над нами и начал смотреть на Чибиса с непонятным интересом. Наконец спросил:

— Скажи мне, загадочный отрок Чибис: зачем ты несколько месяцев подряд ходишь в это заведение? Что ты здесь ищешь?

Про улыбки

Чибис быстро убрал под стол ногу с бинтом и съежил плечи. Глянул снизу вверх:

— Вы же сами знаете…

— Что знаю? Про банки? Кто поверит, что ты регулярно появляешься здесь ради копеечного дохода?

— Ну… я же иногда здесь обедаю на этот доход…

— Чибис, не плети мне из мозгов косички, — ласково сказал Ян Яныч. — Мы знаем друг друга уже достаточно долго, и пора открыть карты… Что тебя тянет сюда?

Чибис опустил голову (а хохол встал торчком). Мне показалось, что Чибис уронит слезинки. Но он опять вытащил рогатку и положил на ладонь. Рогатка подпрыгнула и присмирела.

— Это не я… это ее тянет…

— Почему?

— Откуда же я знаю? — Чибис вскинул лицо. — Я ее однажды сделал… просто так… а она давай показывать на разные места. Тянуть меня к ним… к старым домам, к фонтану с медным журавлем… а сюда — сильнее всего. Когда проходил неподалеку, она прямо как живая… Мне стало интересно, я зашел раз, другой. А потом стал собирать банки, чтобы всегда была причина…

Он снова стал смотреть в стол и шепотом признался:

— Здесь хорошо…

— Какая-то особая аура, — дернуло мой язык. Оба посмотрели на меня, и я примолк.

Ян Яныч мизинцем потрогал рогатку на ладони Чибиса.

— В общем-то понятно. Эти штучки обычно реагируют на всякие аномалии. Особенно, когда владелец такой вещи тоже… реагирует… Но знать бы, на что именно? Ведь не просто же на то, что «здесь хорошо»…

Чибис в ответ лишь пошевелил плечами. Я решил помочь ему. Глянул назад и спросил:

— Может, рогатка тянется к нему? Здесь это самая удивительная вещь… — Через арку был виден самолет, подвешенный на лесках в большом зале.

Самолет чуть покачивался.

С полминуты мы втроем смотрели на него, потом Ян Яныч пожал плечами:

— Едва ли… Это просто модель. Какая в ней аномалия?.. Хотя…

Я решил высказать догадку:

— Наверно, как раз на такой машине летал Арцеулов, да? Это ведь в его честь называется кафе?

— Ну… да… Но не совсем… — отозвался Ян Яныч. Он, кажется, раздумывал: объяснять ли что-то мальчишкам или не стоит. Потом сказал: — Знаменитый Арцеулов летал не на таком аппарате. Таких в общем-то и не было на свете. Эта модель — фантазия мастера. Так сказать, стилизация под старину. А мастера этого, то есть моделиста, звали тоже Арцеулов. Только не Константин Иванович, а Леонид Васильевич. Он тоже одно время был летчиком, только не знаменитым. Но хорошим… И название здешнее — в память о нем. Он был мой друг…