Книга Распад - Брюс Стерлинг

— Понимаю. — Она выпрямилась на сиденье, положила руки на руль и перевела дыхание. — Пожалуйста, продолжайте, это в самом деле чрезвычайно интересно.

— Ну, они попытались продать меня и другие растущие плоды, но накладные расходы были слишком высоки, они сильно ошиблись в предварительных оценках, а, кроме того, как раз тогда черный рынок по торговле детьми развалился, поскольку нашли дешевое средство защиты спермы. Как только тестикулярный синдром был определен, это нанесло смертельный удар по торговле детьми. Мне не было и года, когда кто-то выдал их Всемирной организации здравоохранения, туда из Европы прибыла бригада «голубых касок» и прикрыла лавочку. Нас конфисковали. Я оказался в Дании. Мои самые ранние воспоминания — маленький датский детский дом… Детский дом и медицинская клиника.

Он много раз заставлял себя рассказывать эту историю, хотя самому ему часто не хотелось рассказывать ее никому. У него был заготовлен специальный сценарий, но он никогда не мог исцелиться от чувства смертельного страха, от парализующего ужаса, какой бывает перед выходом на сцену у актеров.

— Большая часть плодов так и не выросла. Они приложили все усилия чтобы приспособить нас к выращиванию в сосуде. В Копенгагене мне провели полное генетическое сканирование и выяснилось, что они попросту вынули многие составляющие зиготы ДНК. Понимаете, кто-то из них вообразил, что если убрать несколько цепочек «мусорной» ДНК из человеческого генома, то плод будет более устойчив к выращиванию в сосуде и вообще обретет большую сопротивляемость… Эти парни были все либо недоучки из мединститута, либо низовой персонал обанкротившихся ведомств здравоохранения.

Кроме того, они большую часть времени поддерживали силы с помощью синтетического кокаина, это обычное дело среди южноамериканских чернорыночников…

Он прокашлялся и попытался закруглиться.

— Так или иначе вернемся к проблеме моего происхождения. В том рейде по Колумбии среди «голубых касок» был датский офицер, и он вышел на технического эксперта, который консультировал фильм моего отца. Тот офицер-датчанин и мой отец пили в одной компании и стали приятелями. Так что когда мой отец сказал, что хочет усыновить ребенка, тот парень из Дании подумал: «А что, коли так, почему бы и не из тех детей, которых я сам спасал?» Так что он послал несколько строчек в Данию, и в итоге я оказался в Голливуде.

— Вы действительно говорите мне правду?

— Да, это правда.

— Могу я отвезти вас в Лаб и взять образец ткани?

— Слушайте, ткань, она ткань и есть. К черту мои ткани. Правда, гораздо тяжелей. Правда заключается в том, что люди относятся с предубеждением к таким, как я. Откровенно говоря, я их даже понимаю. Я могу проводить избирательные кампании, а могу и не проводить, но дело в том, что я уверен, никто, не проголосует за меня. Я сам за себя не проголосую. Потому что не уверен, что могу полностью себе доверять. Я на самом деле другой. В моем ДНК огромные дыры, и, возможно, таких никогда не было у других человеческих существ. Он развел руками.

— Позвольте, я расскажу вам, насколько я отличен от других. Я не сплю. У меня всегда немного повышена температура. Я рос очень быстро — и не потому что провел детство во фривольной атмосфере Лос-Анджелеса. Мне сейчас двадцать восемь лет, но большинство дает мне где-то около тридцати пяти. Я стерилен, у меня никогда не будет собственных детей, у меня три раза был рак печени. К счастью, этот вид рака сейчас легко лечится, но я все еще сижу на ангиогенетических ингибиторах плюс на блокаторах факторов роста, а также принимаю трижды в месяц противоопухолевые таблетки. Другие восемь детей, взятых при той облаве, — пятеро из них умерли в раннем возрасте от различных видов раковых заболеваний, а оставшиеся трое… ну, они датчане. Это три одинаковые датчанки — позвольте мне так выразиться — с крайне сложной личной жизнью.

— Вы точно не преувеличиваете? Это такая захватывающая история! У вас действительно постоянно повышенная температура поверхностного кожного покрова? А вам делали РЕТ-сканирование?

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Знаете, вы в самом деле очень хорошо это восприняли. Я имею в виду, что большинство, кто слышит это, переживает нечто вроде шока и нужно время…

— Ну, я не лечащий врач, да и сугубо генетические исследования это на самом деле не моя узкая специализация. Но я не шокирована этой историей. Я удивлена, конечно, и мне действительно очень хотелось бы уточнить кое-какие детали в моей Лаборатории, но… — Она замешкалась, подыскивая нужное слово. — Я в высшей степени заинтригована.

— Правда?

— Да. Это, конечно, грубое нарушение врачебной этики. Это идет вразрез с Хельсинкскими соглашениями и, кроме того, нарушает еще, по крайней мере, штук восемь установленных правил обращения с человеческими существами. Вы, безусловно, очень смелый и способный человек, раз смогли преодолеть последствия детской трагической травмы и достигли того успеха в жизни, какой имеете на сей день.

Оскар не ответил. Внезапно у него защипало глаза. Он встречал множество реакций на исповедь о своем происхождении. Женских реакций, так как мужчинам он исповедовался крайне редко. Деловые отношения могли начаться и закончиться без всякой открытости с его стороны, но в сексуальных отношениях он всегда предпочитал открытость. Он видел целую гамму реакций. Шок, ужас, развлечение, симпатию, даже истерическое подергивание головой. Равнодушие. Почти всегда правда долго еще мучила и беспокоила тех, кому он доверялся.

И он никогда еще не встречал такой реакции, как у Греты Пеннингер.

Оскар и его секретарь Лана Рамачандран прогуливались по саду позади наклонных белых стен Клиники генетической фрагментации. Этот сад примыкал к одной из жилых секций персонала, так что здесь было много детей. Звонкие детские голоса обеспечивали хорошие условия для приватного разговора.

— Прекрати посылать цветы в ее жилые комнаты, — инструктировал Оскар. — Она там никогда не бывает. В основном ана почти не спит.

— И куда же мне тогда их посылать?

— В ее Лабораторию. Она почти всегда находится там. И измени состав букета — убери цинии и анютины глазки и добавь туберозу.

Лана была шокирована.

— Но сейчас нельзя туберозу!

— Ну ты понимаешь, что я имею в виду. Кроме того, мы скоро начнем ее подкармливать. Она совсем не ест, должен я сказать. А потом оденем, поработаем над ее имиджем. Но сначала надо придумать, как это сделать.

— Но как мы можем даже просто проникнуть к ней? Доктор Пеннингер работает в Хотзоне, — перебила Лана. — Это же полномасштабный Код-4 по работе с биологически опасными веществами. Там собственные воздушные фильтры и стены чуть не трехметровой толщины.

Он пожал плечами.

— Погрузи цветы в азотную кислоту, помести в пластиковую упаковку. И так далее.

Секретарша хмыкнула.

— Оскар, что это с тобой? Ты что, сошел с ума? Тебе нельзя заводить роман с этой женщиной. Я хорошо изучила женские типы, которые тебе подходят, но она к ним не относится. На самом деле, я тут поспрашивала и выяснила, что доктор Пеннингер вообще мало кому подходит. Ты просто несправедлив сам к себе.