Книга Псевдоним Венеры - Антон Леонтьев

И, конечно, нашлась масса свидетелей, которые охотно подтвердили, что Галя бросилась на Леру и пыталась придушить ее и что если бы не подоспел Лерин отец, то девочка отправилась бы на тот свет за своим братиком.

С Галей поработал психолог, и она выложила ему все без утайки. Бородатый профессор кивал головой, приободрял ее и постоянно что-то фиксировал у себя в блокноте. Галя была уверена, что хотя бы он будет на ее стороне и подтвердит, что она говорит правду.

Но вердикт профессора оказался чудовищным – он диагностировал у Гали преступную фантазию, склонность к патологическому вранью, отсутствие моральных принципов и крайнюю жестокость. Галя в ужасе слышала, как профессор монотонно излагает свое заключение. Только потом Галя узнала, что профессор был хорошим знакомым дяди Вити.

Да и в школе все были на стороне Леры и против Гали – и ученики, и учителя. Они с готовностью подтвердили, что Галя была странной, замкнутой, эгоистичной. И что, вероятно, это связано с трагической гибелью ее родителей.

Состоялся суд. Процесс был быстрым, его исход был и так всем ясен. Галя пыталась донести до прокурора и судьи правду, но ее никто не желал слушать. Поэтому она была приговорена к исправительно-трудовым работам в колонии для несовершеннолетних.

На суде присутствовали в том числе тетя Надя, дядя Витя и, конечно, Лера. Когда приговор был оглашен, Галя заметила на лице двоюродной сестры злорадную ухмылку, очень быстро сменившуюся, впрочем, постной миной.

Перед тем как Галю увели, Лера пожелала попрощаться с ней. Тетя Надя и дядя Витя уже покинули зал суда, так и не взглянув на племянницу. Гале было известно, что они отказались от опекунства над ней.

Заметив, что конвоиры находятся вне пределов слышимости, Лера произнесла:

– Ну что, понимаешь, к чему приводит война со мной?

– Ты убила собственного брата! – отрезала Галя, которая не хотела общаться с этой чокнутой особой.

– Он сам умер! – самодовольно заявила Лера. – А ты мне только помогла! Что ж, Галечка, отправишься теперь в колонию, посидишь там, подумаешь о смысле жизни и смерти! А я останусь на свободе и буду наслаждаться тем, что являюсь единственным ребенком своих туповатых родителей!

Галя знала, что Лера нагло ее провоцирует, добивается, чтобы она напала на нее прямо в зале суда. Поэтому Галя, потупив взор, приказала себе не поддаваться на провокации.

– И отчего-то у меня такое предчувствие, что из колонии ты уже не выйдешь! – заявила напоследок Лера. – Потому что тебя оттуда переведут прямиком в дурдом! Там тебе самое место, Галечка!

Она даже приблизилась к ней с распростертыми объятиями, чтобы обнять и поцеловать кузину, но Галя отшатнулась. Скривившись, Лера подмигнула ей и вдруг заголосила на весь зал, схватившись при этом за глаз:

– Она в меня плюнула! И сказала, что убьет так же, как убила несчастного Никиточку! Заберите ее немедленно, заберите!

Галю увели и отправили в колонию для несовершеннолетних под Брянском. Колония представляла собой некую помесь пионерского лагеря и тюрьмы. Ее обитательницами были девочки-подростки, совершившие преступления и страдавшие психологическими проблемами.

Ничем таким Галя не страдала, однако заключение бородатого профессора сыграло свою роль – ее определили на прием к докторше, которая пыталась помочь девочке справиться с болезнью.

В остальное время заключенным был прописан свежий воздух и постоянный труд. Галя достаточно быстро освоилась в колонии – если она говорила то, что хотелось слышать докторше, то та расцветала и хвалила ее. Стоило, правда, на первых порах заикнуться о том, что во всем виновата Лера, как толстая докторша краснела, начинала сердиться и требовала от Гали говорить правду и ничего кроме правды.

Поэтому приходилось врать. А по ночам, ворочаясь с боку на бок в продавленной постели, Галя думала о том, что рано или поздно выведет на чистую воду мерзавку Леру. Только вот как? Сначала ей предстояли долгие годы в колонии, а потом?

Со временем Галя начала понимать: Лера была права. Многие из девиц после отбытия срока не выходили на волю, а становились пациентками закрытой психиатрической лечебницы. Неужели и ее ждало нечто подобное? Но она же всегда считала, что добро всегда торжествует над злом. А выходило все наоборот. Лера убила Никиту и осталась на свободе, а ее заперли в колонию по обвинению в преступлении, которого она не совершала.

Но разве ей было мало истории с родителями? Уже тогда она поняла, что в этом мире все далеко не так, как говорят взрослые. И что правда не поощряется, а ложь зачастую возводится в ранг истины. Мерзавцы и злодеи торжествуют, а те, кто пытается их разоблачить, оказываются в тюрьме или умирают.

Своими мыслями Галя предпочитала ни с кем не делиться, потому что докторша точно бы не поняла ее, а у прочих девочек были собственные проблемы.

Но хуже всего было не это. Хуже всего была Матрена. Матреной, или, вернее, Матреной Харитоновной, звали заместительницу директора колонии, высоченную, словно аршин проглотившую особу непонятного возраста, с рыжим перманентом, всегда намазанным красной помадой ртом и золотым зубом впереди.

Матрена обожала командовать и издеваться. И привыкла, чтобы ей все подчинялись. Тот, кто пытался бунтовать, подвергался ряду мер, которые должны были сломить его волю.

Директор колонии полностью передоверил управление Матрене. Говорили, что он ждет не дождется возможности уйти в самом скором времени на пенсию, а Матрена была самой вероятной кандидаткой на его место.

Матрена с самого начала невзлюбила Галю. Она не упускала возможности дать ей подзатыльник, отвесить удар тяжелым сапогом или прилюдно унизить. В самом начале Галя попыталась дать ей отпор, но за это тотчас была препровождена в карцер, где провела целую неделю. За это время девочка хорошо подумала и пришла к выводу, что с Матреной ей не справиться и что если она будет открыто идти с ней на конфликт, то Матрена раздавит ее, как букашку.

Поэтому Галя терпеливо сносила издевательства Матрены, которая, впрочем, скоро переключилась на новеньких. Однако о Гале она не забыла и вызвала ее однажды к себе в кабинет.

Галя перешагнула через порог и увидела Матрену, восседавшую за огромным письменным столом, над которым висел портрет Генсека Черненко. И вдруг Галя вспомнила: именно о нем вели тогда речь мама и папа на кухне, именно его прихода к власти ждали фигуранты «бриллиантового» дела.

Поигрывая ручкой, Матрена взглянула на Галю и, не предлагая ей сесть, заявила:

– Я вижу, ты образумилась, Митрохина! Ну, давно бы так! А то пыталась бузить. Но я такое быстро пресекаю!

Галя молчала, понимая, что Матрена позвала ее зачем-то вполне определенным и уж явно не затем, чтобы читать нотации.

– Но не все такие сообразительные, как ты, – продолжила заместительница директора, – поэтому мне нужно знать, что прочие девицы делают, о чем они говорят, что они затевают!