Книга Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

— Разрешите узнать, господин капитан, вы так странно говорите… Как будто с иностранным акцентом…

— Ничего удивительного, я действительно иностранец. Вся наша группа составлена из русских добровольцев, приехавших сюда, чтобы помочь братскому сербскому народу в его священной борьбе.

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы, сержант так и замер с отвалившейся челюстью с благоговением глядя на Петровича. У того сложилось на тот момент четкое ощущение, что вояка вот-вот упадет на колени и примется возносить в его честь молитвы. Он даже дружески похлопал территориальца по плечу, чтобы хоть как-то вывести из ступора.

— Ну-ну, все нормально, русские и русские, что не видел никогда?

Сержант лишь отрицательно замотал головой.

— Ну вот теперь увидел, все как у людей. Две ноги, две руки, одна голова — ничего особенного. Скажи лучше, много у вас в селе бойцов.

— Двадцать три человека вместе с командиром, — браво отрапортовал сержант. — То есть, виноват, сейчас двадцать два, Славко Рябой болен, у него высокая температура, лежит дома, не встает. Поэтому двадцать два.

— Это хорошо, хорошо, — милостиво закивал Петрович. — Как с оружием, с патронами?

— С оружием плохо. Автоматов очень мало, все больше ружья и карабины. А пулемет всего один, зато к нему есть два полных магазина и еще пятьдесят патронов россыпью. На автоматы тоже патронов много, по два рожка, а у некоторых даже по три…

— Это хорошо, хорошо… — кивал Петрович, про себя быстро прикидывая, что идиоты-территориальцы должны бестолково расстрелять столь ограниченный боезапас в первые десять-пятнадцать минут боя.

— А пулемет какой?

— Ручной, иностранной марки, я точно не знаю… — огорченно развел руками сержант.

— Это хорошо, хорошо… А где стоит-то он? Там, в доме с заложенными окнами?

— Нет, он раньше там стоял, а сейчас его командир к себе домой забрал. Потому что караульные частенько просто так из него стреляли, от интереса, патроны зря тратили. Вот командир его и забрал, чтобы значит, всегда под присмотром был.

Петрович еле удержался от восторженного жеста — пулемет в укрепленном бункере, держащий под прицелом всю луговину даже с двумя магазинами стал бы для наступающих «шимпанзят» серьезной проблемой. Очень удачно командир территориальцев проявил в этом вопросе хозяйственность.

— А кто командиром-то у вас?

— Подпоручик Петрович.

— Кто?! — Петрович не поверил собственным ушам, даже мелькнула шальная нерациональная мысль, что караульщик прекрасно знает, с кем имеет дело и сейчас просто издевается.

— Петрович. Александр. Он раньше был у нас учителем, а теперь командует территориальной обороной, — удивленный возгласом русского капитана, сержант попытался объяснить более доходчиво. — Вы что его знаете?

— Так это фамилия — Петрович?

— Да, конечно, фамилия. А зовут его Александр.

— Да действительно, я слышал о таком офицере территориальной обороны, — чувствуя, как, несмотря на холодное утро, на лбу выступает испарина, произнес Петрович. — Воевода Илич много рассказывал о его мужестве, вот только я думал, что он командует обороной совсем в другом селе, оттого и удивился.

Он отчаянно боялся пересластить свою речь, ну в самом деле откуда могущественная фигура ранга четнического воеводы могла слышать, а тем более рассказывать другим о каком-то занюханном подпоручике территориальцев? Однако, рациональность мышления видимо не входило в число достоинств бравого сержанта, он не только ничего не заподозрил, а наоборот вновь расцвел от удовольствия, как майская роза.

— Да действительно подпоручик Петрович необыкновенно умный и мужественный человек. Вам обязательно надо к нему заехать, господин капитан.

— Всенепременно, — натянуто улыбнулся Петрович. — Особенно если вы выделите мне сопровождающего.

— Конечно, господин капитан, конечно. Сейчас я распоряжусь, — засуетился сержант.

— Сделайте милость, — сухо проскрипел Петрович, четко разворачиваясь через левое плечо и деревянной походкой направляясь обратно к машине, разговор его полностью вымотал, а ведь впереди еще предстоял бой.

Проезжая мимо небрежно замаскированных окопов для стрельбы лежа, вырытых на пригорке за мостом Роман остановил машину и в кабину втиснулся молодой веснушчатый парень, представившийся их проводником. Он отчаянно робел, заикался и смотрел на Романа с Петровичем с нескрываемым восхищением. Остальной личный состав придорожного поста тоже вылез из своих ям, чтобы поглазеть не приехавших русов. Сержант, вытянувшись во фрунт, отдал проезжающей машине честь, на что Петрович ответил небрежным взмахом руки, а Дракула, стоявший в кузове, коротко кивнул. В раскрытое окно долетели обрывки фраз, караульных обсуждающих появление разведчиков:

— Русы, братушки, код нас дошли! Русы, добры борцы… Люты, пуно люты…

Роман криво улыбнулся и притоптал педаль газа, уж кому-кому, а вот этим воякам точно вскоре предстояло на собственной шкуре прочувствовать насколько люты в бою прибывшие в село русы.

Штаб территориальной обороны располагался в двухэтажном доме на центральной сельской площади, напротив стояла ладная церквушка с невысокой колокольней, а по краям лепились один к другому дома наиболее зажиточной части населения, тут же виднелась яркая вывеска, зазывавшая желающих отведать несравненного свежего пива в местном баре. Штаб окружал невысокий деревянный заборчик из фигурно выпиленных досок. Ворота были предупредительно распахнуты, а в тесном дворике уже толкались одетые в полувоенную форму, разномастно вооруженные люди. Видимо весть о прибытии русов уже успела долететь сюда впереди машины, площадь была запружена зеваками пришедшими поглазеть на русских четников: здесь были и согбенные годами почтенные старцы, и вездесущие уличные мальчишки, погрузневшие с годами матери семейств и стыдливо прячущие глаза и краснеющие молодухи. Все они с восторгом и обожанием глядели на разведчиков, разве что не было букетов цветов и торжественных речей в их честь. Но этого и не требовалось, Роман и так чувствовал себя изрядно не по себе, на душе скребли кошки и сколько он не пытался уговорить себя, что задуманная ими операция всего лишь военная хитрость, почему-то настойчиво свербящий где-то внутри тихий голос совести никак не хотел умолкать. Ведь он прекрасно представлял себе, что будет со всеми этими людьми, радостно приветствующими его сейчас, когда в село войдут подразделения их бригады. Вот уж когда им станет не до смеха. Он уже участвовал во взятии сербских сел и знал, как зверствуют в них хорваты, уничтожая сербов с поистине садистской жестокостью. Последний раз проняло даже вечно невозмутимого Дракулу, когда он после взятия очередного населенного пункта не в силах выносить того, что творилось вокруг просто развернулся и в одиночку ушел ночевать в ближайшую рощу, откуда возвратился лишь утром, когда насытившиеся кровью победители просто от усталости прекратили резню. Он, конечно, знал, что и сербы в этом вопросе вовсе не святые, приходилось слушать леденящие душу рассказы о том, что творят их солдаты на оккупированных территориях. Но от этого знания вовсе не легче было глядеть в сияющие глаза пышнотелой деревенской красавицы машущей сейчас им рукой, зная, что всего через несколько часов она будет многократно изнасилована, а потом, если повезет, ее просто пристрелят, если не повезет, победители еще будут куражиться, отрежут груди, выколют глаза, да мало ли что еще придет в их воспаленные от ненависти и злобы головы. Он украдкой бросил взгляд на Петрович невозмутимо восседавшего рядом не глядя по сторонам, и лишь то, что аналитик уже давно не прикладывался к заветной фляжке, да легкая тень, набежавшая на его лицо, давали понять хорошо знавшему его человеку, что и ему сейчас как-то не по себе, неуютно и пакостно. Однако работа есть работа, деньги плачены, а значит должны быть отработаны. В конце концов, убивает не пистолет, а рука, нажимающая на спуск. Они сейчас были лишь пистолетом, лишенным свободы воли живым, но бездушным оружием, за использование которого хорваты заплатили немалые деньги, а личные переживания оплаченного инструмента здесь никого не волновали.