Книга Смерть на перекрестке - Дэйл Фурутани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кодекс Бусидо гласит: «Соверши то, что обязан, и не думай о прочем».
Ах, сколько бы отдал Кадзэ, чтоб сэнсей его еще жил в этом изменчивом мире! Как нуждался он в мудрости учителя… а ныне и совет-то полезный получить негде! Стыдно, позорно было бы бросаться в ноги сэнсею, умоляя его объяснить, как оказался ученик его в столь печальном положении, но с каким наслаждением принял бы Кадзэ этот позор, чтоб только услышать ядовитые и умные советы престарелого наставника!
Главное сейчас — не открывать глаз… Делал Кадзэ вид, что дремлет, сам же напряженно прислушивался, не появится ли кто в поле его зрения. Никто, впрочем, не появлялся, и душа плененного самурая уносилась все дальше, к дням, когда они с сэнсеем только повстречались…
Было ему тогда восемь. Он и еще несколько мальчишек примерно его же лет с трудом карабкались по узенькой горной тропинке. Уши закладывало от разреженного воздуха, в сердце пел ветер свободы и приключений. Стояло самое начало зимы — не то чтоб холодно, но мерзко до невозможности, да и на земле лежит тонкий и мокрый слой свежевыпавшего снега. А над извилистой тропинкой тянутся, точно тощие руки нищих, голые черные ветви. Страшновато, однако… но плетущимся вверх мальчишкам все нипочем. Знай себе болтают — нервные, возбужденные, полные самых радужных надежд!
— А я слыхал, что он — величайший из мастеров искусства меча, равно владеющих стилями «куми-учи» и «тачи-учи»! — восхищенно кричит один из юных странников.
— Уж не знаю, в каком стиле он сражается, но точно великий мастер! Говорят, он в четырнадцати поединках бился и всех четырнадцать противников в честном бою сразил. А потом уж прискучил поединками и стал отшельничать в этих горах…
— А я сотню противников поражу! Стану учеником, которому удалось превзойти учителя! — Звонкий яростный голосок.
— А мне вот говорили, он уже много лет учеников брать не соглашается, — снизил общие восторги Кадзэ.
Сын и наследник князя Окубо, коему предстояло стать куда более высокопоставленным самураем, покосился на Кадзэ весьма презрительно. Процедил сквозь зубы:
— Тебя, может, мастер учить и не станет. А вот меня — станет как миленький! Ибо великая честь для всякого учителя — быть наставником будущего князя из рода Окубо…
Кадзэ уже и раньше случалось тренироваться вместе с юным Окубо. Так что спорить с ним просто лень было. И зачем? Тот годом его старше, но не было ни единого упражнения, в котором Кадзэ его бы не превзошел. Включая, между прочим, их первые, мальчишечьи еще поединки на храмовом дворе, что разрешали им вести монахи, когда они заканчивали переписывать бесконечные сутры да наставления. Папашу Окубо положение таковое угнетало бесконечно, но чем он мог сынку своему помочь? Разве что снова и снова внушать ему мысль о грядущем высоком, княжеском статусе!
— А далеко ль еще до хижины горной, знает кто? — пропыхтел толстяк Ешие. Тоже мне — сын самурая! Разбаловали его родители до невозможности, раскормили, тренироваться не дозволяли, оттого и трудно ему теперь по тропинке узкой карабкаться.
— Понятия не имею, — отвечал честный Кадзэ. — Полагаю, в конце пути, где ж еще-то?
— Ой, скорей бы добраться, сил нет, — вздохнул Ешие. — Жрать хочется до невозможности. А еще — у очага отогреться… Здорово, да?
— Ты что, вчера из-под камня выполз? — хмыкнул Окубо. — Когда мы доберемся до хижины, придется склониться в земном поклоне и на коленях ждать у двери сэнсея, пока он не позовет. Так будущие ученики дают учителю понять, что более всего на свете жаждут чести признать его своим наставником. Может, нам вообще там до утра на коленях простоять придется — в знак серьезности своих намерений!
— Как — до утра?! — охнул Ешие.
Ответом Окубо не озаботился, лишь сморщил нос в знак презрения и ускорил шаг. Прочие мальчишки (и задыхающийся Ешие — тоже) заторопились следом. Быстрее? Отлично! Кадзэ это даже нравилось, только портила все удовольствие железная уверенность: Окубо не столько торопится, сколько помучить бедного Ешие хочет.
Наконец юная компания вышла на более широкий участок дороги — ровный, покрытый свежим снегом, точно только что вычищенным, мягчайшим футоном. Но идти по этому снегу приходилось трудно, увязая по щиколотку. Бранились. Шипели. А потом Кадзэ вдруг сказал:
— Слушайте, постойте, пожалуйста…
— Ну, что еще?! — резко обернулся Окубо. — Когда этот свин Ешие ноет, я еще понимаю, но ты? Если на каждом шагу останавливаться станем, вообще никогда никуда не дойдем. Чего тебе?
— Гляди!
Кадзэ указал куда-то вперед, на дорогу.
Там, далеко от места, где стояли мальчишки, девственная, мягкая белизна теряла свою нетронутость. На снежном покрове явственно чернела цепочка следов.
— Ничего не вижу, — хмыкнул Ешие.
— На дорогу гляди, — негромко посоветовал Кадзэ.
Ешие посмотрел. Потом посмотрел еще, попристальнее. И наконец уныло признался:
— Да откуда мне знать, на что мне на дороге этой проклятой смотреть надо?!
— А вон — следы там. Прошел кто-то. Видишь?
— Ах, это? Ясное дело, вижу!
— А я никак понять не могу, кто ж это прошел?
Мальчишки, собравшись в кучку, с неподдельным интересом уставились на один из следов. И верно, странный какой-то! Длинный, узкий. Спереди — три когтя, а сзади, близ пятки, еще один, точь-в-точь — шпора у бойцовского петуха. Все будущие воины в сельских усадьбах выросли на природе, преотлично и в приметах погодных разбирались, и в следах птичьих да звериных. Едва не с пеленок выезжали на охоту с отцами, родичами и прочими достойными мужами своих кланов… Но ничего подобного тому, что красовалось ныне пред ними на снегу, сроду не видывали.
— Слышь, а может, все же птица?
— Ты когда-нибудь про таких птиц огроменных слышал?
И верно — в длину таинственные следы, пожалуй, превосходили лезвие средней катаны!
— Слушайте, парни, а может, ящерица это?
— Да уж. Удумал так удумал! Почище пташки будет. Что за ящерица такая? Судя по следам, размером с дракона!
Страшное слово «дракон» зависло в холодном воздухе. Воцарилось каменное, исполненное ужаса молчание…
Кадзэ нервно осмотрелся:
— Глядите, парни… Следы — они во-он с той стороны идут. Потом по дороге тянутся, притом довольно долго. И после вот к той роще уходят, впереди. Точно, ага! Может, сходим, проверим?
— Ты что, последнего ума лишился?! — взвыл Ешие.
— Чего ты? Я сроду не видал ничего подобного. Охота ж поглядеть, чьи это следы!
— Совсем одурел! Не пойду я неведомо куда за этой тварью!
— И я не пойду, жизни лишаться неохота!
— Куда мы вообще путь держим, друзья мои? — совсем по-взрослому принялся урезонивать товарищей Окубо. — К хижине сэнсея! Откуда мы знаем, далеко ли еще до нее? А хотелось бы, право, добраться до темноты.