Книга Упал, отжался! - Михаил Серегин

Однако неизвестный художник изобразил ворона с белым клювом, и получился грач. Это вводило бывшего биолога, а ныне лейтенанта-химика Мудрецкого в некоторое изумление. При чем здесь грач? При чем здесь все-таки грач? Вся армия и многие на гражданке еще с времен афганских усвоили, что «грач» – это самолет. Штурмовик «Су-25». К каковым штурмовикам химическое училище имеет весьма косвенное отношение – разве что кто-то из выпускников попадет в авиационный полк начхимом. Ну, наверняка есть и такие, но сколько их из общего числа выпускников? Так что все-таки ворон должен быть. Но почему с белым клювом?

– Товарищ подполковник, а почему клюв белый? – не выдержал Мудрецкий.

Зампотыл издал вполне соответствующий эмблеме каркающий звук, поднял взгляд от привезенных лейтенантом бумаг и изумленно-подозрительно вперился им в стоявшего перед ним младшего офицера.

– Не понял, – наконец выдавил он из пересохшей гортани. – Какой клюв? Где у нас числится клюв?

– Да вот же, у вас на руке!

Подполковник с ужасом посмотрел на свою правую ладонь, словно ожидал найти там означенный предмет вместо одного из пальцев.

– Нет, нет, товарищ подполковник, на нашивке!

Почти минуту зампотыл пытался отдышаться. Потом очень вежливо, почти ласково спросил:

– Лейтенант, вы когда наше училище заканчивали?

– Никогда, – честно признался Мудрецкий. – Я вообще не военный. То есть был не военный. Я военную кафедру заканчивал, здесь же, в Саратове.

– Историк, наверное? – тем же ласковым голосом поинтересовался зампотыл. – Или географ?

– Нет, почему же, биолог! – Неуважение к своему факультету искренне возмутило Мудрецкого. – Я потому и спрашиваю, что интересно стало – что за птица на эмблеме. Вроде бы на ворона похоже, а клюв белый.

– Правильно, ворон. – Нежность подполковника не знала границ и пределов. – И с белым клювом. Потому что если бы вам, товарищ лейтенант, такую нашивку пришпиливать, тогда клюв и вовсе должен быть желтым. Вы, собственно, какую кафедру закончить изволили?

– Микробиологии, – с гордостью доложил Юрий.

– Ага, ага, тогда понятно, – резво закивал зампотыл. – Вот были бы зоологом, знали бы, что у молодого ворона клюв белый и только потом чернеет. Теперь вам все понятно?

– Конечно, понятно! – обрадовался Мудрецкий. – А то, знаете ли...

– Знаю, знаю, – все так же ласково ответил подполковник. – А вы, собственно, сборы где проходили? В нашем, надо полагать, учебном центре?

– Так точно, на Жасминке! – бодро отрапортовал лейтенант.

– Вот, значит, и хорошо! Значит, знаете, куда ехать! Так что доберетесь самостоятельно, а я уж хотел кого-нибудь с вами посылать.

– А зачем нам на Жасминку? – удивился Мудрецкий. В уме он уже лихорадочно подсчитывал расстояние до учебного центра и скорость «шишиги». По всем расчетам получалось, что только дорога туда-обратно займет часа два. Это если без учета задержек в пути, всех заторов и светофоров. Да плюс там что-нибудь грузить... это если сразу найдут на складе все, что положено. Перспектива заехать домой расплывалась, как туман под летним солнцем. Полковник Копец будет ждать их возвращения до восемнадцати ноль-ноль... А может, и черт с ним? Пусть ждет. Полковник Копец далеко, а Саратов – вот он. И неизвестно, когда еще раз сюда попадешь. Точнее, одна дата известна наверняка, но до нее почти год. И что, из-за какого-то начальства – еще и чужого, если разобраться! – Юрий Мудрецкий не должен год видеть свою семью? Хотя находится он сейчас от родного очага ну прямо-таки рукой подать – полчаса пешком, если напрямик...

– В учебном центре, товарищ лейтенант, у нашего училища находятся выносные склады. Вас на кафедре учили, что это такое? – любезно поинтересовался подполковник и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Так вот, если ваше нынешнее начальство еще не в курсе, что в его Шиханах всего перечисленного добра, – тут подполковничья рука звонко припечатала бумаги к столу, – валяется втрое больше, чем во всем Саратове, включая склады гражданской обороны... Так вот, значит, если вас прислали сюда, то будете вы у меня вывозить и забирать только то, что я выбросить не могу, потому что жалко и по всей отчетности оно на мне висит. А использовать не могу, потому что оно не хочет. Понятно вам, товарищ лейтенант? А что получше – лежит у меня в училище и используется, соответственно, в учебном процессе. Еще раз – понятно?

– Так точно, товарищ подполковник. – Мудрецкий на секунду представил себе радостное лицо полковника Копца, получившего две тонны химзащитного дерьма, и понял, что тихо звереет. – Только, товарищ подполковник, я от вас это принимать не буду.

– Это как?! – зампотыл на мгновение ошалел от наглости пиджака, который приехал за двести верст права качать. – А куда же ты, орел желтоносый, от меня денешься? Тебя сюда послали получать все, что тут написано? Вот, значит, и получишь. Все, что тебе причитается. А будешь выдрючиваться, еще и с добавкой. Понял, нет, я кого спрашиваю?

– Так точно, понял. – Молодые лейтенантские зубы отчетливо лязгнули. Близорукие глаза прищурились, словно подполковник был одет в форму потенциального противника и намеревался покуситься на вверенное лейтенанту казенное имущество. В общем-то почти так оно и было – за исключением разве что формы, но камуфляж сейчас во всех армиях почти одинаковый. При зрении «минус три» можно на такие мелочи, как форма и оттенки пятен, не обращать внимания. – Товарищ подполковник, каждый предмет снаряжения я буду принимать лично и прошу назначить комиссию для списания не пригодных к использованию. – Мудрецкий подумал несколько секунд и дипломатично добавил: – Если такие обнаружатся в ходе приемки. Я в данном случае лицо материально ответственное.

– М-да... – Подполковник внимательно оглядел наглого взводного, посмевшего перечить опытному тыловику. – И как же ты, птенец биофакнутый, будешь у меня, скажем, противогазы принимать? Или перчатки резиновые? У тебя тут требование на... – зампотыл скосил глаза к столешнице, – ...на тридцать шесть пар перчаток, шестнадцать костюмов «эл-один», двадцать два ОЗК... Да черт бы с ней, с химзащитой, но тут одних трубок к вэ-пэ-ха-эр в общей сложности три сотни. И как же ты все это примешь? Каждую будешь вскрывать, проверять и выбрасывать?

– Никак нет, товарищ подполковник. Проверяется срок годности, потом из партии по одной трубке на парах контрольного реактива... – Мудрецкого подхватила и понесла бюрократическая волна, шелестевшая белоснежной бумажной пеной. Через пятнадцать минут холодный пот начал мерзкой струйкой течь вдоль позвоночника зампотыла и скапливаться чуть ниже пояса. – ...А перчатки проверяются воздухом под давлением. Лучше всего надуть, поместить в воду и обжать. В случае прокола или трещины легко обнаруживаются пузыри, а это значит – или истек срок хранения, или само хранение было проведено с нарушением режима...

– Хватит! – хрипло прокаркал подполковник и с трудом раздвинул глаза от побелевшего носа. – Да ты что, сынок, нажрался, что ли? Да кто тебе позволит этим тут заниматься?! Это на сколько суток работы? И вообще, ты кто – ревизия на мою голову?! Или просить у меня приехал?