Книга Дело Варнавинского маньяка - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее. Хулиганов надо разогнать. Не хватало еще, чтобы Варенька с детьми столкнулись с ними на улице. Тоже подумать, как. Двадцать щенков, но при ножах — не такая легкая добыча. Пырнут сдуру, не приведи Господь. Надо как-нибудь по-хитрому.
Теперь банда Челдона. Эти самые опасные! Шесть или семь отчаянных, на которых столько крови, что не счесть. Если они вдруг решат сделать налет на Нефедьевку, что противопоставят им повар с конюхом? Нет, их нужно раскассировать в первую очередь.
Сделав силовую гимнастику и пообедав, Алексей отправился к судебному следователю. Распил с ним бутылочку цимлянского и внимательно изучил три предоставленные папки. Ни в одной не удалось обнаружить никаких новых подсказок. Промелькнула в рапорте исправника фамилия секретного осведомителя из шайки Вани Модного — на всякий случай Алексей ее запомнил. Еще его внимание привлекла фраза из протокола опроса жителей улицы Чернотропой, откуда пропал первый ребенок. Цеховой Кутьин на вопрос пристава, видел ли он, с кем уходила девочка, ответил: «В этот раз не видал». И все… Полиция не заинтересовалась разъяснить, что имел в виду цеховой, а сам он промолчал. Надо бы повидаться с этим Кутьиным, подумал сыщик. На вопрос же следователя о пользе просмотра ответил:
— Пусто. Все это мне уже рассказал Щукин. Но все равно спасибо!
Допили цимлянское, и Алексей ушел. Наступили сумерки. Возвращаясь к себе, коллежский асессор не увидел, но почувствовал слежку. На пустынных улицах крохотного уездного городка полноценное ведение объекта невозможно. Все видно за версту! Тем не менее кто-то упорно шел по пятам Лыкова, ловко укрываясь в подворотнях. Атаковать его сыщик не решился и поспешил скорее домой. Задвинул дверь на засов, велел прислуге закрыть ставни и даже запер выход в сад. В самой усадьбе Лыкова ожидал сюрприз: из дачи, под конвоем верного Окунькова, приехала Варенька и привезла с собой Николку. Тот успел где-то простудиться и сильно кашлял. Утром супруга предполагала вызвать доктора.
И обрадовавшись, и расстроившись одновременно, муж и отец скоротал вечер с домашними. Спать он лег поздно: долго сидел в кабинете, чертил на бумаге стрелки и писал напротив них фамилии. Ничего особо умного в голову не приходило. Эх, Павла Афанасьевича бы сейчас сюда! Он бы в два счета все разгадал. А коллежский асессор здоров, как бык, вот только на темечко слабоват… Благово на германских водах, хитроумный Титус чуть жив; придется думать самому. Скорее бы уж прибыл Петр Форосков и помог копнуть уголовную среду.
Еще у Лыкова не шел из головы сыскной надзиратель Щукин. Командир отделения разведки… Вон как подошел к Алексею сзади: ни дверь, ни половица не скрипнули. Мог точно так же и к Яну подобраться. Вот только зачем? И сколько вообще в Варнавине бывших пластунов? Это в Темир-Хан-Шуре их целый батальон, а здесь? Хотя покушаться на Титуса мог и кто-то из гайменников Челдона. Да и среди беглых немало найдется умельцев бить ножом точно под лопатку. А есть еще охотники-промысловики, привыкшие подкрадываться к зверю; в лесном уезде таковых, наверное, не один человек…
Еще какая-то неясная мысль тревожила Алексея и не давала ему уснуть. Что-то было не то в нападении на Якова. Что-то неизвестный пока головорез должен был непременно сделать, но не сделал. Что?
Ответ на этот вопрос пришел к Алексею утром. Он лежал в кровати и ласково перебирал Варенькины волосы, как вдруг вскочил в одно мгновенье на ноги.
— Что случилось, Леша? — опешила Варвара Александровна.
— Я понял. Одно обстоятельство мучало… Теперь я понял!
— Какое обстоятельство?
— Не обращай внимания и не волнуйся. Это я так веду расследование. Мне нужно срочно повидать Яшу.
Наскоро умывшись и даже не попив чаю, Лыков побежал в земскую больницу. Титус уже не спал и выглядел много лучше, нежели вчера.
Плотно закрыв дверь в палату, Алексей подсел к другу и сказал вполголоса:
— Извини, я налетом, без гостинцев. Весь вечер голову ломал: что-то в покушении на тебя не сходилось. А утром понял. Скажи, этот тип шарил по твоим карманам после того, как нанес удар?
— М… — Титус на секунду прикрыл глаза. — Я сразу потерял сознание, но не надолго. Очнулся: лежу на животе… И кровь со спины сочится… Слышу удаляющиеся шаги, тихие-тихие. Хочу повернуться, чтобы разглядеть его, но вовремя соображаю, что он это заметит, вернется и добьет. И опять теряю сознание.
— Ага. Если бы он тебя обыскивал, то ты лежал бы на спине, а не на животе. Как бы иначе он залез во внутренние карманы сюртука?
— Да, логично.
— Но нападавший этого не сделал. Ударил, как он полагал, точно в сердце, постоял немного, убедился, что ты не шевелишься, и ушел. Тогда вопрос: а почему он не забрал собственную записку, которой приманивал тебя к казарме? Ведь это же улика!
— Автор записки пришел не сам, а нанял громилу.
— Да, но в записке тебе велено было явиться с двадцатью рублями. Ты можешь представить громилу, который знает, что при жертве есть такие деньги, и удержится забрать их? Даже если ему строго-настрого накажут тут же уходить и ничего не трогать, он не уйдет с пустыми руками. Опять же часы, бумажник, может быть, и паспорт. А?
— Согласен. Таких громил не бывает.
— Вывод. Или покушавшийся действительно был подослан автором записки, но не знал ее содержания и даже то, что она вообще была. Писавший сам хотел забрать ее с твоего трупа после ухода убийцы. Но ему помешал Рукавицын-младший.
— Или?
— Или напал на тебя кто-то другой. Никак не связанный с автором записки.
— Кто же этот человек? И что, он шел эдак вечерком вдоль казарм, увидал меня и подумал: дай-ка ударю да убегу. Так, что ли? Глупость.
— Сыскной надзиратель Щукин считает, что убийца детей не из местных. Беглый или дезертир из тех, что прячутся по деревням у раскольников. А еще где-то в уезде скрывается банда Челдона. Помнишь такого? Гаврила Челдон, который мезенский. Возможно, маньяк — кто-то из его горлорезов.
— Трудно в это поверить. Зачем профессиональным преступникам идти на такое, полицию будоражить?
— Чего в жизни ни бывает. Если это маньяк, то он сам собой не владеет.
— Зато Челдон хорошо владеет! Он маньяка в два счета вычислил бы и сам бы его на нож поставил. Лаванду гробить!
— Ну, значит, остается первая версия. Автор записки стоял поблизости и ждал. Если бы не этот юноша… Кстати, о Рукавицыне-старшем. Ты не будешь против, если я возьму его на службу помощником управляющего? Пока ты лечишься, он станет исполнять твои обязанности, а по выздоровлении останется при тебе.
— Леха, я только «за». Как раз сейчас лежал и думал, кого бы тебе предложить, чтобы дело не стояло. Евлампий Рафаилович лучший кандидат. Самый честный из здешних съемщиков, потому никак и не разбогатеет. О таких в народе говорят: гол, да исправен. А уж после того, что сделал для меня его сын…