Книга Благодетельница - Елена Модель

– Усик, что с тобой? – услышала она панический вопль.

– Со мной все в порядке, – промямлила Марина.

– Ты что, ранена? Почему ты еле ползешь?

Марина молча подошла к воротам и, ухватившись за чугунную решетку, стала трясти ее.

– Выпусти меня отсюда, – требовала она монотонным голосом, глядя пустым взглядом мимо Светланы.

– Посмотри, там где-то на воротах кнопка должна быть, – попросила Света.

Но Марина как будто не слышала. Раскачиваясь из стороны в сторону, она бормотала что то невразумительное.

– Господи, что же делать? – волновалась Света. – Да как же эти чертовы ворота открываются?

Наконец, она решительно нажала кнопку звонка и не отпускала палец, пока не услышала знакомое жужжание. Схватившись за ручку, Света дернула калитку на себя, Марина, крепко ухватившись за решетку, выехала с территории участка и, вконец ослабев, упала Свете на руки.

– Ну, слава богу! – обрадовалась Света, подтаскивая подругу к машине. – Ложись, поспи, – отдышавшись, выдохнула она и свалила безжизненное тело на заднее сиденье.

Весь следующий день Марина спала. Света несколько раз заходила в комнату сама и подсылала Машу. Но Марина лежала на кровати, как мертвая. Бледная и страшная, с заострившимся лицом.

– Пойди посмотри, не проснулась ли тетя Марина, – в очередной раз попросила Светлана дочку.

– Я больше туда не пойду! – заупрямилась девочка.

– Почему?

– Я ее боюсь.

– Что еще за глупости?

– Да, мама, она на бабу ягу похожа!

– Ну, не хочешь, не ходи, – улыбнулась Света, – я сама посмотрю.

Она тихонько открыла дверь и заглянула в комнату. Воздух здесь застоялся, пропитавшись неприятным сивушным запахом. Марина лежала на спине и дышала со свистом, по-старушечьи втягивая вовнутрь губы.

«А Машка права, – подумала Света, – и правда, как баба яга. Интересно, что же с ней там произошло?»

Света не находила себе места и с нетерпением ждала Марининого пробуждения, чтобы наконец узнать подробности визита к жениху, но, когда Марина очнулась и спустилась в гостиную, не смогла вытянуть из нее ни одного слова. На все вопросы она отвечала упрямым молчанием и неопределенным покачиванием головы. Света выходила из себя. Но чем настойчивее требовала она разъяснений, тем больше Марина замыкалась, и тем жестче и упрямее становилось выражение ее лица. Доведя таким образом подругу до состояния слепой ярости, Марина все так же молча одела Машу и вышла на прогулку.

Она шла по парку, держа за руку чужую хорошенькую девочку. На душе было пусто и гулко, как в подземном переходе. День подходил к концу. Наступало то время суток, когда предметы теряют свои дневные очертания и превращаются в тени, которые ближе к ночи густеют и наполняются темным, загадочным содержанием.

– Пошли, Машенька, – сказала Марина, – пока дойдем до дома, стемнеет.

Свет стремительно покидал пределы парка, вытекая куда-то за его края. Там, в просветах между деревьями, еще виднелись бледные фрагменты сумерек, а на аллеях уже вовсю правил глубокий вечер.

«Вот так и у меня, – думала Марина. – Свет – только за пределами моей жизни. Я иду, иду на этот свет, а выхожу все время в глубокую ночь».

Марина и дальше продолжала мучить Свету мстительным молчанием. Поначалу Света раздражалась и нервничала, но, увидев, что подруга остается непроницаемой, как саркофаг, сменила тактику и стала окружать ее преувеличенной заботой и вниманием. В ней проснулось давно забытое чувство вины, которое она испытывала в детстве, когда Марина, искусно пользуясь Светиной слабостью, настойчиво требовала восстановления справедливости, постоянно ставя подруге в вину ее благополучие и богатство. Маленькая Света страдала, ей казалось, что в жизни должно быть все по-честному. И всеми ее поступками по отношению к подруге руководило одно единственное желание – исправить эту несправедливость. Марина принимала Светину опеку спокойно, без благодарности, как человек, получающий законное пособие. Так и теперь, она делала вид, что не замечает ни дорогих подарков, ни Светиных усилий в поисках нового жениха. Она вела себя, как зритель в театре, на сцене которого мечется исполнитель, потерявший всякую надежду на успех.

Осень кончилась, наступила зима – непривычно теплая даже для этих мест. Время шло к Рождеству, а снега все не было и на газонах безмятежно зеленела трава. Только ночи напоминали о наступившем времени года, оставляя на дорогах и стеклах машин следы заморозков.

– А мне ведь через месяц уезжать, – сказала Марина, глядя через окно в сад.

– Зачем? – по-деловому спросила Маша и протянула к Марине руки.

– Вот и я думаю – зачем? – вздохнула Марина, усаживая девочку к себе на колени.

– А ты ко мне еще приедешь?

– Да нет, малышка, вряд ли.

– Почему-у? – засопела Маша. – Я хочу! – Она уже включила Марину в свой детский мир и любую попытку к изменению этого мира рассматривала как посягательство на свою собственность. – Ты что, меня не любишь? – спросила она с угрозой и сползла с Марининых колен на пол.

– Ну, что ты, Машенька, конечно, тетя Марина тебя любит, – вмешалась Света, не в силах видеть, как дочка расстраивается.

– Не любит! – закричала Маша, почувствовав поддержку, и топнула толстой ножкой, обтянутой белым чулком в резинку.

Света метнула на Марину умоляющий взгляд. Марина настырно молчала.

– Машенька, тетя Марина тебя любит, очень любит, и в гости к тебе придет, она просто пошутила. Правда, тетя Марина?

Марина встала.

– Зачем обманывать ребенка, – не без злорадства сказала она и принялась убирать со стола тарелки.

Маша предупреждающе всхлипнула.

– Мне в Москве надо жизнь налаживать, нету у меня времени по заграницам разъезжать, – продолжала Марина, делая вид, что не замечает панических взглядов подруги. – Хватит, насмотрелась я на всяких уродов, а приличные мужики на меня даже глядеть не хотят.

Маша слушала, мучительно нахмурившись.

– Марин, не при ребенке… – наконец не выдержала Света.

– А чего я такого говорю? Пусть слушает, умнее будет. – Марина повернулась и, аккуратно балансируя, понесла тарелки на кухню. За ее спиной что то стукнуло и сразу вслед за этим раздался оглушительный, отчаянный рев.

– Ну и стерва же ты! – услышала она голос Светы. – Машка-то тут при чем?

Марина поставила на кухонный стол тарелки и, тяжело вздохнув, опустила руки. Ей было жаль ребенка, Свету, себя. Она быстро вбежала в комнату и, прижав к себе Свету вместе с ревущей у нее на руках Машей, сказала:

– Не плачь, Машенция, я тебя очень люблю и никогда не брошу. Пойдем, моя маленькая, я тебя в кроватку уложу и песенку спою, твою любимую.

Оказавшись у Марины на руках, Маша доверчиво затихла и, склонив кудрявую головку ей на плечо, дала унести себя наверх, в детскую.