Книга Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум

К вечеру появлялись артисты и музыканты, чьи лица на афишах обычно служили главной приманкой на фильмы и спектакли последних лет. Из-за закрытой двери доносилось то нежное пение, то звуки английского рожка, то экстатические вопли. Постепенно сотрудники прочих департаментов «Почты» привыкли, перестали вздрагивать и переглядываться при внезапных музыкальных эскападах. Кемер-Кусинский хранил на лице невозмутимую безотрадность и курил тонкие шоколадные сигары.

Однажды он пожаловался Стемнину:

— Некоторые люди считают, что искусством может заниматься каждый в свободное от работы время. Положим, клюет человечек носом целый день в финансовые ведомости, а к вечеру возьми да и наваяй холст в духе Эдгара, положим, Дега. Или охраняет какой-нибудь секретный объект, сутки через трое, анекдоты травит напарникам, а потом раз — да и настрочил оперу, умница. Как вам такая тенденция, Илья Константинович?

— А вдруг? Вдруг и впрямь напишет? Как Римский-Корсаков. Утром за штурвалом, вечером за роялем…

— Вот у нас тут тоже один завелся римский-корсаков. Могу, говорит, помочь в написании здравиц и тостов. Тетрадку стихов притаранил. Если бы я не был лысым, точно поседел бы.

Кемер-Кусинский протянул зеленую школьную тетрадь. Раскрыв ее, Стемнин прочитал:

На носу под пудрой прыщи,

Из-под джинсов трусы торчат.

В наши дни ищи-свищи

Комсомолок тех, славных девчат.

Тех, румяных, с огнем в глазах,

Что к станку, и на кухню, и в бой.

У теперешних блестки горят

И в ушах технорэпа вой…

— Ну и что вас не устраивает? Из этого таких здравиц можно понаделать… Для старшего поколения…

— Валентин Данилович велел гнать в шею. А как в шею, если он троюродный Валентин Даниловича брат?

— Кто?

— Кто? Сами знаете кто. Тимур Чумелин. Народный чумелец.

Тут в дверь постучали. Кемер-Кусинский и Стемнин вздрогнули.

Заглянула Лиза, кассирша, от ее румяных щек в помещении сразу стало меньше места.

— Пойдемте, всех зовут.

— Куда?

— В большую переговорную.

— Зачем?

— Сказано, значит, идем. Шеф объявил новоселье…

7

Изо всех комнат по коридору ехали друг за другом черные офисные кресла на колесиках.

Девочки из Департамента «Блюз» укрывали столы одноразовыми скатертями, разнимали стопки белых пластиковых тарелок с рифленым дном, раскладывали одноразовые вилки, ножи, салфетки, отчего видно было, что праздник дежурный, на скорую руку. На такой посуде никакая еда уже не кажется праздничной.

Мужчины откупоривали бутылки, включили магнитолу с записями «Depeche Mode», мешали женщинам. Постепенно оранжевые скатерти исчезли под рябью нарезок. Вино, вода, соки были разлиты, повеселели глаза, в бутылках массово резвились пузырьки. Кавалеры помогали наполнить пластмассовые стаканчики дамам, дамы галантно улыбались и предлагали кавалерам салфетки.

— Шампанского?

— Хотите посмеяться над девушкой? Водки.

— Варенька, передай салатик!

— Я не Варенька, а это — не салатик.

Нарезка была надкусана, лаваш поломан, крышки отвинчены.

Стемнин украдкой наблюдал за людьми. Роль наблюдателя давала ему ощущение тайного превосходства. Пока у сотрудников не было ни одного конфликта, никто не перебежал другому дорогу, не подложил свинью, все были исполнены той парадной доброжелательности, что распространяется именно на малознакомых людей, с которыми предстоит длительная совместная работа.

Наконец дверь распахнулась, и в проеме появилась фигурка верховного главнокомандующего.

— Садитесь, Валентин Данилович!

— Сюда, сюда, между двух Лид, здесь можно желание загадывать.

— Что вам положить, Валентин?

Голоса стали тревожными, спутались, сникли и наконец совсем пропали: все видели, что руководитель недоволен. Более того, мрачен.

— Я не хочу есть. Спасибо.

— Рыбки, может быть?

— Не хочу. С вами — не хочу.

Как-то особенно неуместно перетряхивало воздух «Your own personal Jesus», но магнитолу не выключали. Те, кто подцепили вилками с тарелки, остановили руку или стряхнули недонесенное обратно, а те, кто оказался слишком скор, теперь жевали рывками и украдкой, стараясь как можно скорее проглотить.

Веденцов с пятнами злобного румянца на лице прицельно смотрел мимо сидящих и молчал.

— Теперь я вижу, — наконец раздался голос босса, — теперь мне ясно, кто вы такие.

— Да что случилось? — громко спросил Стемнин.

— Ничего. Зачем ждать меня? Я ведь тут никто. Тут вы главные.

— Вообще-то сегодня общий праздник, новоселье, — сказала Волегова, главбух.

— Да пошла ты на…

Вместо того чтобы тотчас встать и уйти с непотребного спектакля, Стемнин решил спасти положение.

— Можно тост? Дорогой Валентин Данилович! Поздравляем вас с новосельем. Вы автор многих будущих праздников. Давайте же дарить праздники друг другу, пусть с этого дня праздничность…

— Едите вы лучше, чем говорите, — оборвал его Веденцов.

— Ну хотите, я начну есть похуже?

— Теперь я увидел, какая у нас команда. — Веденцов даже не посмотрел в сторону Стемнина. — Надо приходить, вытирать о вас ноги, тогда вы будете знать, что такое уважение… И что такое работать в команде. Теперь я вижу, как вы меня, мать вашу, уважаете.

— Валентин! — среди всеобщей старательной бездыханности произнесла дизайнер Катя. — Вы — Близнец?

— Он Рак, — подал голос с другого конца стола Пинцевич.

— Тогда — не понимаю! Не понимаю. Ну вот я зайдусь если, наеду на всех, все испорчу себе и людям, потом простить себе не могу. Ну ладно, я — Близнец. А так — не понимаю.

— Давайте выпьем мировую, Валентин Данилович!

— Не хочу я с вами пить. Вы пейте, пейте, я все равно сейчас уйду. Чтобы вас не смущать. Жрачка-то на халяву…

Тетеньки из Отдела свиданий умоляли Валентина успокоиться и не уходить, щебеча, что он никого не смущает. А Пинцевич склонил голову к надкушенному куску перца и вкрадчиво заявил:

— Вы, Валентин Данилович, руководитель, а мы, понятное дело, подчиненные. Мы можем совершать ошибки, а вы можете нас поправлять.

— Нет, я в толк не возьму, — не принял помощи Валентин Данилович. — Я что, требую много? Вы все сидите у меня на шее, притом я говорю не о зарплате, которую вам плачу, заметьте, вовремя. Я, дурак, надеялся создать единый организм, один за всех — все за одного. А вы не можете подождать без жратвы, пока я не покурю? Две минуты? Так есть хотелось?