Книга Униженные и оскорбленные - Федор Достоевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь ты не уговоришь его.
– Я и не буду уговаривать. Я буду с ним по-прежнему, войдион хоть сейчас. Но я должна приискать средство, чтоб ему было легко оставитьменя без угрызений совести. Вот что меня мучит, Ваня; помоги. Не присоветуешьли чего-нибудь?
– Такое средство одно, – сказал я, – разлюбить его совсем иполюбить другого. Но вряд ли это будет средством. Ведь ты знаешь его характер?Вот он к тебе пять дней не ездит. Предположи, что он совсем оставил тебя; тебестоит только написать ему, что ты сама его оставляешь, а он тотчас же прибежитк тебе.
– За что ты его не любишь, Ваня?
– Я!
– Да, ты, ты! Ты ему враг, тайный и явный! Ты не можешьговорить о нем без мщения. Я тысячу раз замечала, что тебе первое удовольствиеунижать и чернить его! Именно чернить, я правду говорю!
– И тысячу раз уже говорила мне это. Довольно, Наташа;оставим этот разговор.
– Я бы хотела переехать на другую квартиру, – заговорила онаопять после некоторого молчания. – Да ты не сердись, Ваня...
– Что ж, он придет и на другую квартиру, а я, ей-богу, несержусь.
– Любовь сильна; новая любовь может удержать его. Если иворотится ко мне, так только разве на минуту, как ты думаешь?
– Не знаю, Наташа, в нем все в высшей степени ни с чемнесообразно, он хочет и на той жениться и тебя любить. Он как-то может все этовместе делать.
– Если б я знала наверно, что он любит ее, я бы решилась...Ваня! Не таи от меня ничего! Знаешь ты что-нибудь, чего мне не хочешь сказать,или нет?
Она смотрела на меня беспокойным, выпытывающим взглядом.
– Ничего не знаю, друг мой, даю тебе честное слово; с тобойя был всегда откровенен. Впрочем, я вот что еще думаю: может быть, он вовсе невлюблен в падчерицу графини так сильно, как мы думаем. Так, увлечение...
– Ты думаешь, Ваня? Боже, если б я это знала наверное! О,как бы я желала его видеть в эту минуту, только взглянуть на него. Я бы по лицуего все узнала! И нет его! Нет его!
– Да разве ты ждешь его, Наташа?
– Нет, он у ней; я знаю; я посылала узнавать. Как бы яжелала взглянуть и на нее... Послушай, Ваня, я скажу вздор, но неужели же мненикак нельзя ее увидеть, нигде нельзя с нею встретиться? Как ты думаешь?
Она с беспокойством ожидала, что я скажу.
– Увидать еще можно. Но ведь только увидать – мало.
– Довольно бы того хоть увидать, а там я бы и сама угадала.Послушай: я ведь так глупа стала; хожу-хожу здесь, все одна, все одна, – вседумаю; мысли как какой-то вихрь, так тяжело! Я и выдумала, Ваня: нельзя ли тебес ней познакомиться? Ведь графиня (тогда ты сам рассказывал) хвалила твойроман; ты ведь ходишь иногда на вечера к князю Р***; она там бывает. Сделай,чтоб тебя ей там представили. А то, пожалуй, и Алеша мог бы тебя с нейпознакомить. Вот ты бы мне все и рассказал про нее.
– Наташа, друг мой, об этом после. А вот что: неужели тысерьезно думаешь, что у тебя достанет сил на разлуку? Посмотри теперь на себя:неужели ты покойна?
– Дос-та-нет! – отвечала она чуть слышно. – Все для него!Вся жизнь моя для него! Но знаешь, Ваня, не могу я перенести, что он теперь унее, обо мне позабыл, сидит возле нее, рассказывает, смеется, помнишь, какздесь, бывало, сидел... Смотрит ей прямо в глаза; он всегда так смотрит; и вмысль ему не приходит теперь, что я вот здесь... с тобой.
Она не докончила и с отчаянием взглянула на меня.
– Как же ты, Наташа, еще сейчас, только сейчас говорила...
– Пусть мы вместе, все вместе расстанемся! – перебила она ссверкающим взглядом. – Я сама его благословлю на это. Но тяжело, Ваня, когда онсам, первый, забудет меня? Ах, Ваня, какая это мука! Я сама не понимаю себя:умом выходит так, а на деле не так! Что со мною будет!
– Полно, полно, Наташа, успокойся!..
– И вот уже пять дней, каждый час, каждую минуту... Во снели, сплю ли – все об нем, об нем! Знаешь, Ваня: пойдем туда, проводи меня!
– Полно, Наташа.
– Нет, пойдем! Я тебя только ждала, Ваня! Я уже три дня обэтом думаю. Об этом-то деле я и писала к тебе... Ты меня должен проводить; тыне должен отказать мне в этом... Я тебя ждала... Три дня... Там сегоднявечер... он там... пойдем!
Она была как в бреду. В прихожей раздался шум; Мавра какбудто спорила с кем-то.
– Стой, Наташа, кто это? – спросил я, – слушай!
Она прислушалась с недоверчивою улыбкою и вдруг страшнопобледнела.
– Боже мой! Кто там? – проговорила она чуть слышным голосом.
Она хотела было удержать меня, но я вышел в прихожую кМавре. Так и есть! Это был Алеша. Он об чем-то расспрашивал Мавру; та сначалане пускала его.
– Откудова такой явился? – говорила она, как власть имеющая.– Что? Где рыскал? Ну уж иди, иди! А меня тебе не подмаслить! Ступай-ка; что-тоответишь?
– Я никого не боюсь! Я войду! – говорил Алеша, немного,впрочем, сконфузившись.
– Ну ступай! Прыток ты больно!
– И пойду! А! И вы здесь! – сказал он, увидев меня, – какэто хорошо, что и вы здесь! Ну вот и я; видите; как же мне теперь...
– Да просто войдите, – отвечал я, – чего вы боитесь?
– Я ничего не боюсь, уверяю вас, потому что я, ей-богу, невиноват. Вы думаете, я виноват? Вот увидите, я сейчас оправдаюсь. Наташа, можнок тебе? – вскрикнул он с какой-то выделанною смелостию, остановясь передзатворенною дверью.
Никто не отвечал.
– Что ж это? – спросил он с беспокойством.
– Ничего, она сейчас там была, – отвечал я, – развечто-нибудь...
Алеша осторожно отворил дверь и робко окинул глазамикомнату. Никого не было.
Вдруг он увидал ее в углу, между шкафом и окном. Она стоялатам, как будто спрятавшись, ни жива ни мертва. Как вспомню об этом, до сих порне могу не улыбнуться. Алеша тихо и осторожно подошел к ней.
– Наташа, что ты? Здравствуй, Наташа, – робко проговорил он,с каким-то испугом смотря на нее.
– Ну что ж, ну... ничего!.. – отвечала она в ужасномсмущении, как будто она же и была виновата. – Ты... хочешь чаю?
– Наташа, послушай... – говорил Алеша, совершеннопотерявшись. – Ты, может быть, уверена, что я виноват... Но я не виноват; янисколько не виноват! Вот видишь ли, я тебе сейчас расскажу.
– Да зачем же это? – прошептала Наташа, – нет, нет, ненадо... лучше дай руку и... кончено... как всегда... – И она вышла из угла;румянец стал показываться на щеках ее.