Книга Человек, который поднял мертвых - Павел Юрьевич Беляев

патологоанатом в одиночку крушил «упырей», оставляя после себя невероятную просеку.

Всё оказалось до смешного просто: чтобы остановить мертвецов, достаточно было лишить их конечности «питания», то есть попросту выдернуть провода.

Но полицейские этого не видели. С большим трудом им удавалось разглядеть на фоне бушующего моря мертвецов тёмную фигуру патологоанатома. О том, чтобы понять смысл его действий, не стоило и мечтать.

Тем временем усилий одного Алёхина было явно недостаточно, чтобы остановить такое количество «оживших мертвецов». Брешь в нестройной «армии» ширилась и становилась всё глубже, мертвецы падали один за другим. Однако те из них, что шли сбоку от области, где свирепствовал Прокофий, почти беспрепятственно добрались до дома Белосельского-Меньшикова.

Трясясь от страха, полисмены наблюдали за тем, как чудовища проломили белые стены особняка и один за другим стали исчезать внутри. Ужасные зловонные существа в гнилом рубище, покрытые ошмётками кожи и мяса, раздутые изнутри трупными газами так, что казалось, того и гляди взорвутся, они всё шли бессчётной вереницей в некогда надёжное человеческое жилище. Деревянные ящики на их спинах напоминали панцири исполинских черепах.

Из дома уже раздавался пронзительный женский визг, грохот и звон посуды. Если раньше покровский колдун устраивал свои преступления таким образом, чтобы его «подручные» действовали как можно тише, то теперь скрытность его не интересовала совершенно.

Он будто бы набрался невероятной сверхъестественной силы. И наглости.

Увиденное до глубины души поразило полисменов. Они следили, как мертвецы громят дом Белосельского-Меньшикова, а видели свои собственные дома. Их жёны визжали сейчас нечеловеческим криком. Это их дети находились сейчас в смертельной опасности. Это их жизнь и судьбу пришли взять покровские мертвецы.

И не сговариваясь, не говоря ни слова, даже не взглянув друг на друга, полисмены пошли вперёд, в штыковую. Нет пуль? Им плевать, всё одно проклятым «упырям» они были нестрашны. Может, недаром Суворов говорил: «Пуля – дура, штык – молодец»? Нашёл ведь Алёхин слабое место у этих созданий, значит, найдут и они. Пусть не сразу, пусть кому-то придётся расплатиться за это знание жизнью. Пусть. Но они станут на пути у этой чудовищной «армии», они не пустят её в город.

Мужчины бросились бегом к истлевшему противнику. Кто пел, кто орал, кто плакал.

Это было странное побоище. Мертвецы не оказывали сопротивления, они слепо лезли в образовавшийся проём. Казалось, копошащиеся поблизости человечки не стоили их внимания, сконцентрированного на одной-единственной цели, указанной их повелителем.

Невзирая на то что сопротивления твари не оказывали, их было очень сложно победить. Чтобы свалить одного, требовались совместные усилия пяти-шести живых человек. И то – немыслимое дело! – упав, мертвецы тотчас поднимались и шли дальше. То, что покровский колдун вошёл в полную силу, уже не вызывало никаких сомнений.

Чудовищ пронзали штыками, били кулаками, пытались свалить и затоптать и даже рвали зубами. А те вставали и невозмутимо шли своей дорогой. Люди не могли взять верх до тех пор, пока кому-то не пришло в голову пронзить штыком ящик на спине «упыря». Это дало результат: чудовище мгновенно вспыхнуло и занялось огнём. Человека, который пронзил ящик, как пушечное ядро бросило в сторону. Пролетев около четырёх метров, он сбил с ног нескольких своих товарищей и замер в сугробе. Вокруг сразу собралось около десяти человек, они были поражены: смельчака с ног до головы покрывали ожоги, словно его облили кипящим маслом. Пульс не прощупывался.

Горящее чудовище медленно осело под ноги своим. Те падали, вставали и продолжали идти. На кого-то перекидывалось пламя, но оно не останавливало остальных мертвецов.

Младший унтер-офицер Яшкин следил за творившимся безумием словно со стороны. Он понимал, что всё это глупо. Так им никогда не остановить «упырей». Даже если менять одного живого за одного мёртвого, всё равно расклад получался не в их пользу. Ситуация требовала иных мер. Ведь Алёхин может уничтожить чудовищ, не причиняя вреда себе, нужно просто спросить его – как? Тем более вон он – Алёхин! Он жив! Он может говорить! До него просто надо дойти и спросить.

И Яшкин бросился в сторону, противоположную той, в какую стремились все его товарищи. Никогда ещё в своей жизни младшему унтер-офицеру не приходилось так бегать, до боли в мышцах, до хруста сухожилий.

– Господин Алёхин! Прокофий Алексеевич! – кричал он то и дело срывающимся голосом. – Там наши гибнут, скажите, как остановить их?

Патологоанатом услышал. Во всяком случае, он бросил крушить смердящих истуканов и крикнул: «Провода! Их нужно…» – Алёхин не договорил, поскольку на него налетел очередной «упырь». Прокофий успел отмахнуться, он даже успел вырвать провод из руки очередного «упыря», и в этот самый момент самого фельдшера бросило вперёд, как от удара.

Прокофий Алексеевич схватился за оголённый участок провода и мгновенно умер от удара током.

Яшкин бросился помогать, но вдруг его оглушил невероятный грохот. Обернувшись, унтер-офицер увидел, как вторая стена графского дома разлетается мелким крошевом, а крыша проседает, скрывшись в чёрном дыму, и хоронит под собой людей. Как живых, так и мёртвых. Следом раздался новый взрыв. Он разорвал тела в клочья. Перемешались все: полисмены и слепые куклы колдуна. Смерть их уравняла.

Третий взрыв прогремел снова в глубине дома. Окна брызнули в стороны стеклом, и, двинув крышей, дом словно бы вздохнул.

Вот для чего Белосельский-Меньшиков запасался взрывчаткой. Он строго наказал всем слугам, буде к нему в дом явятся чудовища, уничтожить их самым верным средством – разорвать так, чтобы уже никакая колдовская воля не смогла воскресить. И теперь слуги лишь исполняли его волю, не зная, что вместе с «упырями» рвут в клочья и тех, кто пришёл их защитить.

8

Когда граф и Птицыны вернулись в усадьбу, там всё ещё было полно народа. Уцелевшие полицейские бранились и сволакивали трупы для простоты в одну кучу. Изрытая взрывами земля мешала передвижениям, словно пытаясь заново поглотить то, что ещё совсем недавно принадлежало ей безраздельно.

Светлана с ужасом рассматривала развалины. В алых всполохах рассвета они казались декорациями страшной сказки с грустным концом. Измазанные грязью и кровью люди походили на уродливых существ из детских страшилок. Над усадьбой витал дух смерти и разорения.

К карете подбежал мужичок. Кажется, Светлана уже где-то его видела, вот только из-за ужасающей картины никак не могла вспомнить где. Пухлой ручонкой незнакомец придерживал от ветра забрызганную чем-то тёмным папаху. Отыскав глазами графа, который помогал Вере Петровне покинуть карету, незнакомец ринулся к нему.

– Любезный граф! – ехидно выкрикнул мужичок, бесцеремонно хватая Белосельского-Меньшикова за рукав.

До Светланы наконец дошло, что этот странный человек –