Книга Никогда не было, но вот опять. Попал 4 - Константин Богачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А вот хрен вам! Не свалю!». Но пафос, пафосом, а что-то предпринять надо. Подходя к дому, я ещё раз прокрутил в голове встречу с бритым чиновником в полицейской управе и даже остановился от настигшей меня обидной догадки. А ведь меня развели. Развели как малолетнего лоха.
Я ещё раз представил себе это обидное для меня действо. Вот я вхожу в кабинет эдаким денди с тросточкой, надеясь на вполне дружелюбный разговор по существу. Встречаю же холодную отчужденность и брезгливое любопытство. Решив пренебречь этим, наглею и получаю вполне зеркальный ответ от разгневанного большого начальника.
Вместо того чтобы подумать и как-то сгладить углы, иду на поводу своей злости хамлю ещё больше и гордо удаляюсь. Тот факт, что меня отпустили без всяких попыток задержать, говорит о том, что всё это было разыграно с целью, вывести меня из равновесия и сбить спесь. Возможно, были ещё какие-то неведомые мне цели. Да были, наверняка были, и я повелся на эту дешёвую провокацию.
Хотя и говорят, что поздно махать кулаками после драки, но проанализировать и сделать выводы надо. А собственно как я был должен поступить? Не заметить этого аристократического хамства, с которым меня встретили? Но с вами будут обращаться так, как вы позволяете. Заметил и ответил адекватно. Значит, ставим плюсик. Разозлился в ответ на началственные вопли, это минус. А вот, что не испугался — плюс. Не удержался и откровенно нахамил в конце начальнику — минус. А что гордо удалился, запишем в плюс. И так, в результате этой арифметики имеем плюс единичку, что в общем-то неплохо.
Мда! Оказалось, что тягаться с высоким петербургским начальством я пока не могу, да и скорее всего никогда и не смогу. Видимо они в этом высокопоставленном чиновничьем гадюшнике, в интригах поднаторели. А ведь была мыслишка поехать в Питер и там попытаться реализовать свои замыслы. И хорошо, что пока ту мыслишку я отбросил. Съедят там меня, как съели австралийские аборигены капитана Кука. Как там у барда: «уплели без соли и без лука». Вот-вот! Именно без соли и без лука!
Ладно не фиг предаваться рефлексии. Думаю, завтра все прояснится.
Когда за Забродиным захлопнулась дверь, то Карл Оттович решил было отдать приказ, чтобы городовые вернули назад строптивого хлопца, но Мещеряков остановил его:
— Пусть уходит. Пройдется по морозцу, охладится и мысли в порядок приведёт, а то дерзок не по возрасту.
— Но он что-то про старика говорил. Мол, память какого-то старика у него, — негромко возразил начальнику Артемий.
— Ваше превосходительство, Арсений Владимирович, да что вам за дело до того Забродина. Он конечно парень странный, но мало ли таких? — спросил Граббе.
Мещеряков не отвечая, оглядел всех присутствующих и произнёс:
— Хорошо господа! Поскольку вы, так или иначе, к этому непростому делу оказались причастны, то придется вам кое-что рассказать.
И он поведал внимательным слушателям всю предысторию своего появления в Барнауле.
— Получается, что вы специально накричали на Алексея? — спросил Гурьев.
— Разумеется. Неужели вы Артемий Николаевич подумали, что я болван и самодур? — насмешливо произнёс Мещеряков.
— Нет, — пробормотал Гурьев, но было видно, что подумал.
— Но зачем вы так с ним поступили? — спросил Граббе.
— А вы видели, как он вошел в кабинет? Прямо джентльмен с тросточкой наглый и самоуверенный, а по описанию он должен быть деревенским подростком. И чтобы выяснить кто он — взрослый человек или все-таки подросток играющий роль, пришлось его немного приземлить, ну и посмотреть, как он в этой ситуации будет вести себя.
— Клинок у него в трости, — неожиданно сказал Граббе. — Вот он и не расстаётся с ней, а ещё из револьвера стреляет знатно. В подброшенную шапку с пятнадцати шагов попал.
— Он говорил мне, что итальянцы попытаются его убить, — сказал Гурьев.
Все с изумлением уставились на Артемия.
— Что за фантазии? — произнёс Мещеряков.
Гурьев пожал плечами и добавил:
— А ещё он с итальянцев денег двадцать тысяч требует за встречу с ним.
— Ну, требовать то он может… — протянул Мещеряков.
— А они согласились заплатить, — сказал Артемий.
— Вот даже как! Это меняет дело. Господа вы должны мне рассказать об этом Алексее Забродине и итальянцах всё, что знаете. Начнём с вас Карл Оттович.
Когда последний рассказчик, а это был Евтюхов, умолк, то Мещеряков откинувшись в кресле и, тихонько постукивая карандашом об стол, задумался.
— Ну что же. Должен признать, что я совершил ошибку, не расспросив вас об этом Забродине, прежде чем с ним встречаться. Тогда бы я выстроил встречу с ним несколько иначе. Но ошибки надо исправлять. Артемий Николаевич вы завтра с утра возьмите этого городового, Горлов кажется его фамилия? Вот возьмите этого Горлова и отправляйтесь к Забродину. Там принесите от моего имени извинения и пригласите его сюда в два часа пополудни.
— А если он обиделся и идти откажется? — спросил Гурьев.
— Он не обиделся! Он разозлился! — неожиданно высказался Евтюхов.
— Вы полагаете? — с интересом сказал Мещеряков. — Отчего вы так решили?
— Я наблюдал за ним. Мне показалось, что он с большим трудом сдержался, чтобы вам не нахамить.
— Если принять во внимание кто он и кто я, то малый нахамил мне сверх всякой меры, — усмехнулся Мещеряков. — Но как бы там ни было, обида или злость — признак ума не зрелого. А из того, что мы теперь знаем об этом Забродине, можно сделать вывод, что это не совсем так. В любом случае завтра мы это выясним.
— Арсений Владимирович, а не слишком ли много внимания этому Забродину? — спросил Граббе.
— Приходиться, Карл Оттович. Этот малый умудрился привлечь внимание серьёзных людей за границей. Вот нам и предстоит выяснить что их так заинтересовало.
— Уважение? — Джабба хохотнул, но его взгляд остался серьёзным… — Если бы в галактике разумные