Книга Малый уголок - Сомерсет Уильям Моэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Точнее: лишили права практиковать, — невозмутимо произнес доктор.
— Он говорил ещё: вы, верно, сидели в тюрьме. Людям, естественно, кажется странным, когда такой умный человек, как вы, с такой репутацией, какую вы завоевали на Востоке, обоснуется на всю жизнь в вонючем китайском городишке.
— Почему ты думаешь, что я умен?
— Ну, я же вижу, что вы получили хорошее образование. Не думайте, что я какой–то там бродяга. Я учился, чтобы стать бухгалтером, когда заболел. Я вовсе не привык к такой вот жизни.
Доктор Сондерс улыбнулся. Трудно было представить себе более здорового человека, чем Фред Блейк. Он просто пышет здоровьем. Его широкая грудь, атлетическое сложение начисто опровергали легенду о туберкулезе.
— Сказать тебе что–то?
— Решайте сами.
— О, не про себя. Я о себе много не говорю. Я думаю, врачу только на пользу некоторый налет таинственности. Пациенты ему тогда больше верят. Я хотел поделиться с тобой одной мыслью, к которой пришел на основании опыта. Если какой–нибудь непредвиденный случай — безрассудство, преступление или несчастье — разрушает твои планы на будущее, не считай, что ты потерпел полное крушение в жизни. Может быть, тебе как раз повезло, и когда, много лет спустя, ты оглянешься назад, ты скажешь себе, что не променял бы новую жизнь, которую навязало тебе несчастье, на скучное, монотонное существование, ожидавшее тебя, если бы не вмешалась судьба.
Фред опустил глаза.
— Почему вы мне об этом говорите?
— Думал, может, тебе пригодится.
Юноша негромко вздохнул.
— Чужая душа потемки, верно? Я раньше считал: человек бывает или порядочный, или подлец. А теперь мне кажется: нельзя заранее сказать, кто как себя поведет, когда дойдет до дела. Я еще в жизни не встречал такого негодяя и пройдохи, как Николс. Он просто органически не способен поступить честно. Ему и на йоту нельзя доверять. Мы с ним уже не один день плаваем, и я был уверен, нет такого, чего бы я о нем не знал. Он родного брата обманет, если представится случай. На нем пробу ставить негде. А посмотрели бы вы на него этой ночью! Не буду скрывать от вас, я решил — нам каюк. Вы бы глазам своим не поверили. Он был совершенно спокоен. По–моему, он просто наслаждался всем этим. Один раз он сказал мне: «Ты помолился, Фред? Если не доберемся вскорости до островов, будем утром кормить рыбку». И ухмыльнулся во всю свою гадкую рожу. Ни разу не потерял головы. Я немного ходил на яхте у нас, в Сиднейской гавани. Поверьте мне на слово, я еще не видел, чтобы кто–нибудь так управлялся с парусником, как он. Я снимаю перед ним шляпу. Если мы с вами сейчас здесь, на этом свете, так только благодаря ему. Храбрости ему не занимать. А ведь если бы он мог без риска для себя нас угробить и заработать на этом хоть двадцать фунтов, не задумался бы ни на секунду. Как вы можете это объяснить?
— Право, не знаю.
— Но вам не кажется странным, что такой прирожденный плут может быть таким смелым человеком? Я что хочу сказать… Обычно считают: если человек негодяй, он будет запугивать других, угрожать, хвастать, но в решительный момент подожмет хвост. Я терпеть не могу этого типа и все равно этой ночью не мог им не восхищаться.
Доктор тихо улыбнулся, но ничего не ответил. Его забавляло то, как искренно юноша удивлялся сложности человеческой природы.
— И он к тому же тщеславен. Мы каждый день сражаемся в крибидж, он воображает, что умеет играть. Я бью его раз за разом, но он не отступает.
— Он жаловался мне, что тебе все время везет.
— Говорят, везет в любви — не везет в карты. Я играю всю свою жизнь. У меня к этому особые способности. Это одна из причин, почему я решил стать бухгалтером. Голова так устроена. Это не удача. Удача идет полосами. Я понимаю в картах, и в конечном итоге всегда выигрывает тот, кто играет лучше. У Николса нет ни малейшего шанса меня победить.
Разговор угас, они молча сидели рядом, наслаждаясь покоем. Немного погодя проснулся и вышел на палубу капитан. В грязной пижаме, неумытый, небритый, запущенный, с испорченными зубами, он являл собой весьма непривлекательное зрелище. На лице, сером в утреннем свете, было раздражение.
— Она вернулась, док.
— Кто?
— Моя диспепсия. Перехватил кое–чего вчера перед тем, как лечь. Знал, что мне нельзя есть перед сном, но я просто помирал с голоду, а теперь под самую грудь подпирает.
— Посмотрим, что тут можно сделать, — улыбнулся доктор, вставая со стула.
— Да ровным счетом ничего, — хмуро сказал шкипер. — Я свой живот знаю. Как вылезем из шторма, так и жди опять диспепсии. Так же верно, как то, что я — капитан Николс. Ну где тут справедливость! Казалось бы. имеет человек право проглотить кусочек колбасы и ломтик сыра после того, как восемь часов простоял за рулем. Пропади оно все пропадом, должен же я что–то есть!
Глава пятнадцатая
Доктор Сондерс намеревался покинуть их в Канда–Мерии — островах–близнецах в море Канда, куда регулярно заходили пакетботы нидерландской королевской пароходной компании. Он полагал, что ему не придется долго ждать, пока появится пароход, направляющийся в такой порт, который он охотно бы посетил.
Шторм заставил их сойти с курса, а затем целые сутки был штиль, поэтому только на шестой день плавания рано утром они увидели вулкан на Мерии. Городок был расположен на Канда. Слабый ветер чуть надувал паруса, и они подошли к гавани лишь после девяти, а лоции предупреждали, что вход туда труден. Остров Мерия представлял собой высокую конусообразную гору, покрытую густыми зарослями чуть не до самой вершины, где поднимался из кратера густой султан дыма, похожий на огромную магнолию. Протока между двумя островами была узкая, и приливное течение шло по ней с большой скоростью. В одном месте она сужалась до полукабельтова, а посередине проглядывались мели. Но капитан Николс был превосходный моряк и знал это. Он был даже рад возможности блеснуть своим искусством. В кричащей полосатой пижаме, мятом тропическом шлеме, с белой щетиной недельной давности, он выглядел на редкость непрезентабельно, но «Фентон» он ввел в гавань безупречно.
— На вид неплохое местечко, — сказал он, когда их глазам предстал наконец городок.
На берегу стояли склады и туземные хижины на сваях, крытые пальмовыми листьями. В