Книга Словно мы злодеи - М. Л. Рио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хороший в этом году курс?
– Из лучших. В кои-то веки набрали больше девочек, чем мальчиков.
– Ну, это точно неплохо.
Они обмениваются быстрыми ухмылками, потом Филиппа подчеркнуто смотрит на меня. Едва заметно поднимает брови. Сейчас или никогда.
Я поворачиваюсь к Колборну, воспроизвожу ее выражение лица. Он смотрит на часы.
– Пройдемся?
– Как скажете, – отвечаю я.
– Хорошо, – говорит он мне; потом обращается к Филиппе: – Вы с нами?
Она качает головой, каким-то образом хмурясь и улыбаясь одновременно.
– Мне незачем, – говорит она. – Я там была.
Колборн сощуривает глаза. Филиппу это не смущает, она касается моей руки, произносит:
– Увидимся вечером, – и выходит из кафетерия, а за ее спиной повисают в воздухе незаданные вопросы Колборна.
Он смотрит ей вслед, потом спрашивает:
– Она много знает?
– Всё.
Он хмурится, глаза почти исчезают под густыми бровями.
– Все всегда забывают про Филиппу, – добавляю я. – А потом всегда об этом жалеют.
Он вздыхает, словно у него нет сил по-настоящему разозлиться. Задумчиво смотрит на свой кофе, потом оставляет его на столе.
– Ну, – говорит он, – веди.
– Куда?
– Тебе лучше знать.
Я молча размышляю. Потом сажусь. Можно и здесь.
Колборн нехотя усмехается.
– Кофе хочешь?
– Не откажусь.
Он скрывается в кухне, где стоят в углу две кофеварки. (Они там по меньшей мере четырнадцать лет. Всегда полны, хотя я никогда – даже студентом – не видел, кто их наполняет.) Колборн возвращается с полной кружкой, ставит ее передо мной. Я смотрю в молочный водоворот, пока он садится на тот же стул, что и раньше.
– С чего мне начать? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– С чего считаешь нужным. Понимаешь, Оливер, я хочу знать не только что произошло. Но и как, и почему, и когда. Я хочу разобраться.
Впервые за долгое время небольшой разрыв посреди меня, черный кровоподтек на душе, который я пытался излечить почти десять лет, начинает ныть. Меня медленно заполняют прежние чувства. Горечь и сладость, разлад и смятение.
– Я бы не рассчитывал, – говорю я Колборну. – Десять лет прошло, а я так и не могу ни в чем разобраться.
– Тогда, возможно, нам обоим это пойдет на пользу.
– Может быть.
Я задумчиво отпиваю кофе. Хороший – у него есть вкус, не то что у буроватой жижи, которую мы пили в тюрьме, она и в лучшие дни только походила на кофе. Тепло ненадолго унимает набухающую у меня в груди боль.
– Итак, – начинаю я, когда чувствую, что готов. Кружка греет мне ладони, воспоминания текут сквозь меня, как наркотик – бритвенно-острые, кристально ясные, калейдоскопичные. – Осенний семестр, 1997-й. Я не знаю, помните вы или нет, но в тот год осень была теплая.
Сцена 1
За две недели до премьеры нас фотографировали для рекламы, и в КОФИИ творился совершеннейший дурдом. Для съемки нам нужны были костюмы, все носились взад-вперед, из костюмерной в репзал, меняли галстуки, рубашки и обувь, пока Гвендолин все не устроило. Выборы, прошедшие в прошлом году, вдохновили Фредерика ставить «Цезаря» как президентскую предвыборную гонку, так что мы все были одеты как кандидаты в Белый дом. У меня раньше никогда не было костюма, который бы на мне хорошо сидел, и я не раз удивлялся своему отражению. Я впервые задумался о том, что, если приложить достаточно усилий, могу быть красивым. (До того я думал о своей привлекательности только как о чем-то мимолетном, без последствий – это представление во мне укрепил тот факт, что немногие девушки, с которыми у меня что-то затевалось, в итоге, судя по всему, неизбежно понимали, что на сцене, в роли Антонио или Деметрия, я им нравлюсь больше, чем вне сцены, в роли скромного себя.) Разумеется, среди своих однокурсников я был все равно что невидимкой. Александр походил на мафиози в блестящем графитово-сером, и на груди его мерцала ониксовая булавка для галстука. Джеймс, идеальный в своем чернильно-синем, сошел бы за наследника какой-нибудь небольшой европейской монархии. Но Ричард в светлом перламутрово-сером, с кроваво-красным галстуком, был из нас самой впечатляющей фигурой.
– Мне кажется или он в этом костюме выглядит выше? – спросил я, поглядывая сквозь дверной проем в репзал, где как раз ставили черный экран для фона.
Сначала занялись Ричардом, его «снимком на предвыборный плакат», как это постоянно называла Гвендолин.
– По-моему, он просто из-за эго кажется больше, – сказал Джеймс.
Александр вытянул шею, чтобы заглянуть в зал между нами.
– Может, и так, но нельзя отрицать, что чувак выглядит круто. – Он взглянул на меня и добавил: – И ты бы выглядел, если бы научился как следует завязывать виндзорский узел.
Я: Опять криво?
Александр: А сам не видел?
Я: Просто поправь, ладно?
Александр приподнял мой подбородок и стал поправлять мне галстук, продолжая шептаться с Джеймсом.
– Честно, я рад, что у нас сегодня нет репетиции, хоть один вечер отдохнем. Каждый раз, как надо играть эту Сраную Сцену в Шатре с замечаниями Гвендолин, хочется лечь и сдохнуть.
– Ну, с другой стороны, примерно так ты во время нее и должен себя чувствовать.
– Слушай, после спектакля нормально быть эмоционально выжатым, но она делает эту сцену настолько реальной, что я смотрю на тебя в жизни и никак не решу, чего хочу: поцеловать или убить.
Я захрюкал от смеха, и Александр дернул меня за галстук.
– Прекрати вертеться.
– Извини.
Из женской гримерки к нам вышла Филиппа. (Ей полагалось как минимум три костюма: сейчас она была в полосатой двойке, которая ей не льстила.)
– О чем вы тут? – прошептала она.
Александр: Может, завтра начну сосаться с Джеймсом.
Джеймс: Вот мне поперло.
Филиппа: Могло быть хуже. Помнишь, на «Сне» Оливер меня головой в лицо ударил?
Я: В свою защиту скажу: я пытался тебя по-людски поцеловать, но ничего не видел, потому что Пак брызнул мне своим любовным соком прямо в глаза.
Александр: В этом предложении столько двусмысленности, что я даже не знаю, с чего начать.
На другом конце зала Гвендолин хлопнула в ладоши и объявила:
– Что ж, по-моему, лучше уже не получится. Кто дальше? Пары? Прекрасно. – Она обернулась к нам и крикнула: – Филиппа, найди остальных девочек, хорошо?
– Ну а то зачем же еще я здесь, – пробормотала Филиппа и снова скрылась в гримерке.
– Честное слово, – покачал головой Джеймс, – если ей весной не дадут приличную роль, я буду бойкотировать спектакль.
Когда появились другие девочки, сразу стало ясно, что костюмеры потратили большую часть времени на них. На Рен
