Книга Берег мертвых незабудок - Екатерина Звонцова

мы тянемся друг к другу. И ноги сами несут нас к тем немногим счастливцам, что все-таки обретают дом. Вдруг они и нас впустят?

– Что вы имеете в виду?..

Бьердэ сам прекрасно понял подтекст, и он ужасал. А Эльтудинн определенно понял, что он понял: не стал отвечать. Вытер нож, отвернулся от алтаря. Величественный силуэт его был таким черным, что сливался с фресками, горели только глаза. А заостренные уши и слегка заросшее молодое лицо придавали сходства со зверем, дружелюбным, но не становящимся от этого ближе. Не боится, что обделил Вудэна… Не считает, что, если, например, жертву заберут Воинственные Близнецы, кого-то ждет беда. А что считает сам Бьердэ? В комок каких тревог он постепенно превращается? Даже у самого него никак не получалось ответить, одно он знал: что никому ничего не расскажет. Но за беременной Ширханой будет присматривать еще въедливее.

– Могу я помочь вам чем-то еще, маар?

Бьердэ медленно покачал головой и поблагодарил жреца, глядящего все так же пристально, теперь с легкой насмешкой, с немым «о, я чую ваш страх». Как никогда остро он подумал, что Эльтудинну тут не место, никогда он тут не приживется на тех условиях, в которые поставлен. В этом городе, в храме, среди жрецов ― в нем все еще живет совершенно иная суть. И однажды она прорвется, и хорошо, если никто не пострадает. Точнее, хорошо, если пострадают лишь те, кто подлинно заслужил расплату.

– Что ж. Будем надеяться, что кошмары оставят вас, ― сказал Эльтудинн, снова смиренно и участливо.

…И что они не придут наяву, как опасаются некоторые. Но Бьердэ ответил лишь:

– И все-таки этот храм великолепен.

Осталось научиться славить тьму, не боясь того, что она так близко. Граф Энуэллис хотел, чтобы люди уважали ее, а не чтобы утонули в ней.

Эльтудинн промолчал. Бьердэ поблагодарил его и поскорее ушел, ни разу не оглянувшись на окровавленный жертвенник. Но даже на улице, в прохладной тени персиков и аромате увядающих роз, ему все мерещились круглые, распахнутые заячьи глаза, а в них ― отблеск прерванного сновидения.

Говорят, звери видят сны лишь о лесах и садах. Говорят, сны эти безмятежны ― кроме тех, что предваряют холода. Холода вот-вот должны вернуться на Общий Берег. О чем был заячий сон на алтаре?

И звенели мечи, и дрожала земля. На одном пустыре пробивалась из пепла жгучая Крапива, другой захватывал колючий Чертополох. Всюду среди этих сорных растений торчали только кости и камни, камни и кости, и небо над ними было сверкающе-синим, огромным, немым. Оттуда глядели древние созвездия ― боги глядели на погибающий Людской Сад. Слишком много трав, мало света. Камни и кости, кости и камни.

Когда-то один-единственный род забрал себе гербовый цветок самой Светлой Праматери ― Незабудку. Короли те были справедливы и милосердны, храбры и заботливы, сияли и завораживали. Перед ними из поколения в поколение склонялись. Казалось бы, Незабудка мала: не задушит Розу и Персик, Бузину и Крапиву, Чертополох, Жасмин, Лилию, Полынь. Незабудка мала… но в ее лепестках само небо. А побеги стремительно разбегаются и множатся. Но однажды в роду Королевской Незабудки появился тот, кто потерялся в траве. Он цвел блекло, да и себя продолжил лишь тремя побегами, а те были столь тонки, что нуждались в опоре. Отец понимал: в этой земле им не найти ни воды, ни света. И отпустил их на поиски счастья.

Первый побег Незабудки прильнул к старому кусту Чертополоха, росшему в полной горячих источников долине. Чертополох тот был высок, черен, с огромными иглами, но настолько сух и уродлив, что однажды люди не устрашились взять и выдрать его с корнями, и разрубить на куски, и сжечь. Чертополох причинял им много бед, не подарил ни одного красивого цветка и мешал молодым здоровым побегам своего вида. Черный Чертополох заслуживал гибели. Но, вырывая его, люди так обозлились, что не заметили, как затоптали тонкую, только-только зацветшую Незабудку. Она погибла и забылась, ничего не оставив после себя, но ничего и не погубив.

Второй побег Королевской Незабудки прильнул к большому, полному жизни кусту Крапивы, росшему у моря. Цвел тот такой жгучей красотой, что им любовались, хотя, казалось бы, с чего любоваться Крапивой? И все же другие цветы тянулись к нему, даже ярчайшие не могли затмить стремительную, зеленую, как драгоценный камень, Крапиву с резными листьями. Королевской Незабудке было хорошо с таким супругом. Она, привыкшая быть холимой и лелеемой, смирилась даже, что любовь Крапивы нужно делить с его молодыми побегами, коих народилось два: тянущийся за отцом красавец и увядающий, дрожащий от каждого ветерка урод. Незабудка прижилась с ними, а старший побег даже немного полюбила: он похож был на своего отца. Незабудка так вросла в Крапиву, что сама стала жечься, только бы никто, никто не отнял у нее любовь.

Но однажды Крапива заметил большую беду. Он понял, что свет, падающий на сад с неба, слишком ярок, многие тянутся к нему и сгорают, забывая про спасительную тень. Тогда Крапива обратился к самой Ночи. Он сказал: «Я сделаю так, чтобы Ты наступала всякий раз, как мы начнем слепнуть». Но люди узнали об этом разговоре и испугались. Они пришли и вырвали Крапиву с корнем, а с ним ― и вторую Королевскую Незабудку. Она тоже погибла и забылась, ничего не оставив после себя, но ничего и не погубив.

Третий побег Королевской Незабудки был самым ярким, самым красивым, но самым маленьким. Никакое растение не хотело отвечать за столь хрупкое создание. В конце концов одно согласилось ― тот самый невзрачный побег Крапивы, последний уцелевший, который успел немного оправиться и подрасти. Маленькая Незабудка попыталась прильнуть к его больному стеблю, но Крапива не позволил. Крапива не подпускал никого, с детства зная, что умрет рано и лучше ему оставаться одному. А еще Крапива не очень любил свою землю. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы кто-нибудь пересадил его подальше от морских бурь, поближе к теплым источникам далекой долины и к живущим там колючим кустам Чертополоха. Но это не было ему суждено, и он рос там, где рос, так, как мог.

Королевская Незабудка загрустила с ним и даже начала его побаиваться. Но вот она тоже подросла и с высоты роста осмотрелась. Рядом с Крапивой по-прежнему, как в славные времена его отца, росло с десяток красивых цветов, многим