Книга Мое открытие Москвы: Новеллы - Евгений Иванович Осетров

изобразил сидящего на коне Добрыню Никитича в шлеме, который некогда сверкал и грозных сечах. Знатоки считают, что Ярослав Всеволодович воевал и шлеме, изготовленном задолго до Липицкой битвы, - быть может, и в самом деле эта оборонительная шапка побывала на голове у одного из былинных богатырей. Как не обратить внимание на грифонов, цветы и травы, высеченные на шлеме и напоминающие каменные маски на Георгиевском соборе, что в Юрьеве-Польском!

Изобразив на своем полотне шишак, помнящий сыновей Всеволода Большое Гнездо - славного героя «Слова о полку Игореве», - Васнецов дал древнерусскому шлему новую жизнь. Не забудем, что «Три богатыря» - одно из самых народных произведений и мало творений живописи с ним могут сравниться. В годы Великой Отечественной войны репродукции васнецовской картины были размножены в огромном количестве экземпляров, висели в казармах, призывных пунктах, на вокзалах… И не случайно в пору гражданской войны шишак обрел новое бытие, послужив прообразом красноармейского шлема-буденовки. История поистине повторяется.

Дело, конечно, не в том, что в счастливую минуту шапка-богатырка попалась на глаза Виктору Михайловичу. В каком музее нет доспехов… Важно нечто более существенное. Васнецов любил говорить о том, что на него влиял московский воздух, московские люди, помогали, вдохновляли и картины Кремля, и кряжистые абрамцевские дубы: «Это ведь наша матушка-Русь! Ее, как и дубы, голыми руками не возьмешь! Не страшны ей ни метели, ни ураганы, ни пронесшиеся столетия!»

Крестики, иконки, вырезанные из камня или дерева, крохотные мощевики - современники темной ночи, которая нависла над Русью, когда под конскими копытами были растоптаны Киев, Владимир, Рязань, - многострадальная земля наша, лежавшая в развалинах, покрытая пеплом, пропитанная кровью, спасла Западную Европу от нашествия кочевников, чьи орды напоминали стихийное бедствие.

ПОТИР. НОВГОРОД. XIV ВЕК

Бытовыми и охотничьими сценками украшена рогатина тверского великого князя Бориса Александровича, породнившегося с московским князем. Смысл изображений таинствен, как и разноречивые толкования каменных накладных изображений на владимирских храмах. Новгородский потир-чаша, относящийся к 1329 году, украшенный самоцветами, - эхо блистательной жизни Господина Великого Новгорода, знавшего превосходных мастеров-ювелиров и торговавшего со всем тогдашним миром.

…Пойдем дальше. Живое дыхание истории ощутимо здесь, в этих тихих залах, как нигде. Вот кольчуга - защитная рубашка из металлических колец. Ее надевал сам Ермак Тимофеевич.

Защищая владения Строгановых, выдвинутые на берега Оби и Иртыша, Ермак стал предводителем похода, приведшего к падению ханства Кучума, - путь в Сибирь навсегда был открыт. Великое историческое деяние совершалось народом на свой страх и риск. Когда пришел успех, Иван Грозный прислал Ермаку Тимофеевичу 500 стрельцов да железную кольчугу. Оборонительный доспех был непростой - Москва отлично помнила, что в этих кольцах воевал знаменитый князь Петр Иванович Шуйский, участник Казанского и Ливонских походов. Получить простому казаку княжеский доспех было куда как лестно… Среди народных героев Ермак - один из самых любимых. В годину Великой Отечественной в оборонном долгом сидении или на привалах редко обходилось без того, чтобы не вспомнил запевала о том, как «на диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой». В памяти народной сохранилось и то, что Ермак выступил в поход за Урал-Камень с немногочисленным отрядом храбрецов. Отсюда поговорка: «Семеро пойдут - Сибирь найдут». Позднее, много позднее, Суворов разъяснит ее так: «Воюют не числом, а умением». Разглядывая железную рубашку, быть может хранящую следы стрел Кучума, раздумываешь: не в этой ли кольчуге (вес ее больше пуда) плыл израненный казак, пытаясь добраться до струга? Историки считают, что Ермак утонул в реке Вагас, но у народа своя память - он упрямо поет: «На диком бреге Иртыша…» После смерти Ермака, гласит предание, кольчуга попала в руки кочевников и вернулась в Москву после длительных приключений. Всего одна вещь, а какие страницы жизни отсвечивают в железных кольцах! Есть в палате и три (намени Ермака Тимофеевича, напоминающие о великом походе наших предков в Сибирь. На двух из них изображены лев и единорог, готовые к бою.

КОЛЬЧУГА КНЯЗЯ П. И. ШУЙСКОГО ЖЕЛЕЗО. СЕРЕДИНА XVI ВЕКА

Оружейная хранит изделия тех, кому она обязана всесветной своей славой. В числе самых первых должен быть назван «самопального и латного дела» мастер Никита Давыдов, бронник, оружейник, златокуз-нец, родом из Мурома, что на Оке. Полвека трудился земляк Ильи Муромца, потомственный кузнец, создавая шлемы, кольчуги, панцири, копья, мечи, искусно украшая изделия, предназначенные для парадных выходов, золотыми узорами, драгоценными камнями. Ему также принадлежали зерцала - полировавшиеся до блеска металлические пластинки для защиты груди, спины, боков от ударов холодным оружием. Среди творений Никиты Давыдова - шапка Иерихонская, золотой парадный шлем, поверхность которого расчеканена орнаментом из корон и трав, а в гнездах сияют драгоценные камни. Почему стальной головной убор связывался в своем наименовании с Иерихоном? Уже говорилось, что средневековье любило обозначать окружающее языком библейских понятий. Иерихон - город, расположенный на западном берегу реки Иордан, в нескольких часах ходьбы от Иерусалима. Согласно преданию, стены Иерихона отличались нерушимой крепостью, но и они сами собой пали, когда издали громогласные звуки трубы воинов, ведших осаду. Художники любили изображать на миниатюрах или на стенах зданий рушащиеся стены, трубы, воинов в шлемах конической формы… Со временем выражение «труба иерихонская» стало обозначением громкого голоса или звука, а «шапкой иерихонской» называли прадеды островерхий парадный шлем.

ШЛЕМ («ШАПКА ИЕРИХОНСКАЯ») РАБОТЫ Н. ДАВЫДОВА

Обычно мы не знаем имен мастеров. История не только сохранила имя родоначальника русских оружейников, но до нас дошли сведения о разнообразных обстоятельствах его жизни. Давыдов прослыл таким искусником, что его посылали за море, он ездил в Царьград - редчайшая честь для муромского кузнеца! За полвека, проведенные в Оружейной, он обучил множество мастеров. Хранится челобитная Никиты Давыдова, донесшая до нас красоту и силу старинной русской речи: «В нонешнем… [1648] судом божием сына моего Любимка Не стало, а ныне государь есть у меня богом данный мне сыничка, купленный татарчонок Мишка. Купил я холоп твой его Мишку на Дону маленька в те поры как был на Вашей государевой службе и Парьграде и привез к Москве и крестил и научил его своему рукоделию…» И далее Никита просит царя определить Мишку на Любим кино место. Что и говорить, документ огромной силы - за строками челобитной судьба человека и мастера.

Примечательный отзвук эпохи Смуты - сабли народных героев, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, чья рать в свое время