Книга Диалоги. Апология Сократа - Платон

– Да.

– А если что-либо станет меньшим, не было ли оно раньше большим, чтобы затем стать меньшим?

– Это так, – сказал Кебет.

– Из более сильного [происходит] более слабое, из более медленного – более быстрое?

– Верно.

– Хорошо! – сказал Сократ. – Не происходит ли худшее из лучшего, более справедливое из более несправедливого?

– А как же иначе?

– Итак, – заметил Сократ, – достаточно ли установлено нами то положение, что все происходит [именно] так, что из противоположного рождается противоположное?

Кебет.

– Достаточно.

– Но нет ли между этими двумя противоположностями чего-либо такого, что лежит по средине их? Не происходят ли тут два рождения, одно, [ведущее начало] от первой противоположности ко второй и затем от второй снова к первой? Между большим и меньшим нет ли чего-либо посредствующего, состоящего в увеличении и в уменьшении, в соответствии с чем и говорится: одно увеличивается, другое уменьшается?

– Да, – сказал Кебет.

– Не то же ли [происходит и с такими выражениями], как: разделяться и соединяться, охлаждаться и нагреваться и тому подобное? Хотя у нас и нет иногда терминов для [обозначения] всего этого, но на деле, по крайней мере, неизбежно всегда бывает так, что одно происходит из другого, что одно становится другим чрез какой-то посредствующий процесс.

– Совершенно верно, – сказал Кебет.

16

– Идем дальше, – продолжал Сократ. – Нет ли чего противоположного жизни, подобно тому, как бодрствованию противополагается сон?

– Есть, – отвечал Кебет.

– Что именно?

– Смерть, – сказал Кебет.

– Жизнь и смерть происходят друг от друга, коль скоро они противоположны; и так как жизнь и смерть являются двумя вещами, нет ли двух посредствующих процессов, которые заставляют их переходить из одного в другое?

– Как не быть!

– Итак, – продолжал Сократ. – Я назову тебе одну из тех пар противоположностей, о которых только что говорил, и укажу тот процесс, посредством которого одна из этих противоположностей переходит в другую, а ты назови мне другую пару противоположностей. Одно я называю сном, другое – бодрствованием; из сна возникает бодрствование, а из бодрствования – сон. То, что ведет от бодрствования ко сну, есть засыпание, а то, что ведет от сна к бодрствованию, есть пробуждение. Достаточно тебе этого, или нет?

– Достаточно.

– Теперь, – продолжал Сократ, – скажи мне и ты таким же образом о жизни и смерти. Не утверждаешь ли ты, что жизнь противоположна смерти?

– Утверждаю.

– Происходят они одна от другой?

– Да.

– Что же рождается из живого?

– Мертвое, – отвечал Кебет.

– А что рождается из мертвого? – спросил Сократ.

– Должно согласиться, что рождается то, что живет, – отвечал Кебет.

– Следовательно, Кебет, из мертвого рождается живое и все живые?

– По-видимому, так, – сказал Кебет.

– Значит, – сказал Сократ, – наши души находятся в Преисподней?

– Вероятно, да.

– Итак, из двух процессов, о которых здесь идет речь, не выясняется ли, по крайней мере, один? Ибо умирание, конечно, ясно. Или нет?

– Совершенно ясно, – отвечал Кебет.

– Как же нам теперь быть? – продолжал Сократ. – Допустим ли мы противоположное, или именно здесь природа хромает? Или следует для умирания предполагать процесс ему противоположный?

– Конечно, следует, – сказал Кебет.

– Какой же именно?

– Оживание.

– Если, – продолжал Сократ, – оживание существует, то не является ли оно, это оживание, тем процессом, посредством которого смерть превращается в жизнь?

– Да.

– Итак, мы пришли к тому соглашению, что живые рождаются из мертвых точно так же, как мертвые происходят от живых. Если так, то мы имеем, казалось бы, достаточное доказательство в пользу того, что души умерших непременно находятся где-то, откуда они снова рождаются.

– На мой взгляд, Сократ, – сказал Кебет, – это неизбежно следует из того, в чем мы пришли к соглашению.

17

– И заметь, Кебет, – продолжал Сократ, – что мы, как мне кажется, совершенно правильно пришли к этому соглашению. Ведь если бы не было двух соответствующих всегда один другому процессов, образующих как бы круг, но был бы только один процесс, идущий по прямому пути к другому, ему противоположному, не возвращаясь снова назад и не делая поворота к первому процессу, все – ты понимаешь – в конце концов, приняло бы один и тот же вид, было бы в одном и том же состоянии, и всякое происхождение прекратилось бы.

– Как ты это говоришь? – спросил Кебет.

– Вовсе не трудно понять мои слова, – отвечал Сократ. – Если бы, например, существовало засыпание и не было бы соответстующего ему пробуждения, возвращающего нас из состояния сна, то, знаешь, сказание об Эндимионе оказалось бы, в конце концов, совершенным вздором и утратило бы всякий смысл, так как весь мир оказался бы в таком же состоянии, как Эндимион, т. е. в состоянии сна. И если бы все только соединилось и затем не разъединялось, то скоро бы оправдалось Анаксагоровское: «Все вещи – вместе». Точно так же, любезный Кебет, если бы все, воспринявшее жизнь, умирало и, став мертвым, оставалось бы в этом состоянии и не оживало бы вновь, то не произошло ли бы, с настоятельной неизбежностью, то, что все, в конце концов, умерло бы и не было бы ничего, что жило бы? Ибо если бы живое рождалось из иного состояния и, с другой стороны, живое умирало бы, то какое средство [помешало бы тому], чтобы все не было истреблено смертью?

– Никакого [такого средства нет], Сократ, – сказал Кебет. – И, мне, кажется, слова твои сущая правда.

– И мне кажется, Кебет, думать так лучше, – заключил Сократ. – Мы пришли к соглашению не путем самообмана. Действительно, есть и оживание, и происхождение живых из мертвых, и души умерших существуют.

18

– С другой стороны, – подхватил Кебет, – это вытекает и из положения, Сократ, если оно справедливо, на которое ты зачастую указывал, именно: учение для нас есть не что иное, как воспоминание. Если так, то отсюда неизбежно следует, что то, что мы в данный момент вспоминаем, мы когда-то в прежнее время изучили. А это было бы невозможно, если бы наша душа не существовала где-нибудь прежде, чем она не появилась в своем человеческом виде. Таким образом, и с этой точки зрения душа, по-видимому, бессмертна.

Кебета перебил Симмий, сказав:

– Чем, Кебет, можно доказать это? Напомни мне: в настоящее время я это не очень-то помню.

– Я приведу тебе в доказательство, – сказал Кебет, – одно соображение, но соображение очень хорошее: на хорошо поставленные вопросы люди дают сами подходящие ответы. Если бы в людях не было внедрено знание и здравый смысл, они не были бы в состоянии этого делать. Далее: стоит только поставить людей пред геометрическими фигурами или чем-либо подобным, и тогда получится самое определенное доказательство, что это так именно и есть.