Книга Спаситель и сын. Сезон 6 - Мари-Од Мюрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я? Нет. То есть да. И вы знаете, по какому поводу.
– По какому же?
– Ну как же! Потому… Потому… что вы можете оказать помощь.
Видя, что Фредерика в затруднительном положении, на помощь ей поспешил Козловский, словно она была ученицей, которая поплыла на экзамене. Он очень деликатно и в то же время с юмором рассказал, как они познакомились в ювелирном магазине и затем составили план, как стать родителями.
– Да, все так, но это безумие, и я сделаю аборт, – вмешалась в разговор Фредерика.
Такого поворота учитель французской литературы совсем не ждал.
– Вы, кажется, удивлены? – обратился к нему Спаситель.
– Я думал, мы собрались здесь, чтобы обсудить, как воспитывать ребенка в наших не совсем обычных обстоятельствах, поскольку он будет находиться то у вас, то у меня.
Козловский был раздосадован и вместе с тем почувствовал облегчение. Интересно почему? Он чего-то опасался? Чего? Необходимости объясняться с Донованом?
– У меня нет возможности заводить ребенка, – пожелала оправдаться Фредерика. – Это слишком сложно. У меня тяжелая работа, я весь день на ногах. А тут беременность… вены… и потом, взять няню – это очень дорого, а в яслях дети постоянно болеют. Мадам Бутру не отпустит меня из-за того, что ребенок болеет. – Фредерика сама не знала, что говорит, и вид у нее был потерянный. – А что люди скажут? Я так и слышу, мама мне говорит…
Фредерика взглянула на Спасителя и показала на коробку с бумажными носовыми платками. Она больше всех пациентов Спасителя любила эту коробку.
– Мама? – удивился Козловский. – Простите, но мне казалось, что ваша мама…
– Да, она умерла, – давясь от слез, произнесла Фредерика.
Тогда почему она вновь повторяет драму трехлетней давности, когда ее мать доказала ей как дважды два, что она должна сделать аборт, «хотя это грех»?
– Почему… почему… – всхлипывала она, – почему мы не можем делать то, что нам хочется.
– Над этим вы и работаете, Фредерика, – ответил мягко Спаситель. – Вы стараетесь освободиться от влияния других.
Хотя до последнего времени Фредерика приходила только для того, чтобы отправить своего психолога куда подальше, он никогда не терял надежды.
– О господи! Господи! Это же был мой ребенок, – наконец дошло до Фредерики. – Мой ребенок! Я хотела его оставить. Мама! – закричала она той, что уже не могла ее услышать. – Я хочу его оставить!
Выглядело все это нелепо, и от этого больно сжималось сердце. С Козловским в жизни такого не случалось, а поскольку он был человеком чувствительным, то заплакал вместе с Фредерикой. Спаситель встал, налил в стакан воды, присел перед Фредерикой на корточки и подал ей стакан. Продолжая сидеть перед ней в позе покорности, он тихо заговорил:
– За несколько секунд вы пробежали очень много дорог, Фредерика. Не стоит принимать решения слишком быстро. Убедитесь сначала, что именно это решение – ВАШЕ.
В прошлый раз Фредерика, не найдя в себе сил противостоять матери, постаралась убедить себя, что сделала правильно, не захотев родить ребенка, который не будет знать отца. Но тогда все было по-другому. Тогда…
– Не знаю, в какой мере в этой ситуации я имею право голоса, – произнес Козловский, вытерев глаза и нос, – но я хочу сказать, что готов исполнять свои отцовские обязанности… – Он на секунду остановился и закончил: – С радостью!
Спаситель медленно поднялся на ноги, держась за спинку стула, потому что в последнее время у него участились головокружения. Все были несколько растеряны после пережитой сцены.
– Конечно, я еще подумаю, – вздохнула Фредерика и вытерла глаза. Потом повернулась к Козловскому и вопреки всякой логике спросила: – А вам кого хотелось бы, мальчика или девочку?
После консультации Козловский пригласил Фредерику в кафе «Тупик», чтобы «немного прийти в себя».
– Мне бы не хотелось оказывать на вас давление, – сказал он между двумя глотками пива. – Но, чтобы успокоить вас, хочу сказать, что для ухода за ребенком я мог бы взять отпуск за свой счет или перейти работать на полставки.
Фредерике очень нравилось, как говорит Козловский: непринужденно и по-учительски уверенно. Ей нравилась его обходительность, любезность, элегантность. Нравились его чудесные голубые глаза.
– А вы думали об имени? – спросила она. – Я придерживаюсь классики. Адриан или Софи.
– А мне очень нравятся мужские имена англичан – Лоренс, Бенедикт, Джулиан… Подождите, мы сейчас все запишем.
Он достал из сумки листок бумаги и ручку, разделил листок на две колонки: для девочки и для мальчика.
– Леонора, – сказала Фредерика.
– Очень красивое имя.
Козловский написал «Леонора», представляя себе пухлого младенца, а Фредерика видела девочку лет восьми или десяти. Она не была уверена, что младенцы ей нравятся.
– А как вам Дафна? – спросил он восторженно. – Вы же помните стихи Нерваля? И очень поэтично прочел:
Ты, Дафна, помнишь ли пленительный рассказ
– Прекрасно! Воистину прекрасно, – восторженно прибавил Козловский.
Фредерика тоже была преисполнена восторженности, но прекрасным она находила самого Козловского.
– Вам не было бы неприятно, если бы мы перешли на «ты»?
– Я сам хотел тебе это предложить, – объявил неосторожный Козловский.
Они распрощались, и Фредерика отправилась к мадам Бутру, а Козловский – на урок к старшеклассникам. Ему и в голову не приходило, что Алиса Рошто, одна из девочек его класса, живет в доме номер 12 по улице Мюрлен.
После уроков в тот же понедельник Полен догнал Алису:
– Я провожу тебя?
– Зачем?
– Поговорим.
– И что ты можешь мне сказать?
– Как это что? – оскорбился Полен: он не привык, чтобы его считали кретином.
– Наверняка ничего интересного.
– А что ты считаешь интересным?
– Так это я должна что-то рассказывать? Вот ты и убедился, что сказать тебе совершенно нечего, – завершила Алиса разговор назидательным тоном.
Дело было вовсе не в том, что ей хотелось обидеть Полена, дело было в том, что ей хотелось побыть одной. С тех пор как она получила письмо от Габена, она пыталась понять, что с ним происходит. Вечером она зашла на сайт www.etremarin.fr, где вербовали добровольцев в морской флот. Сайт ей заранее не нравился – ведь именно через него Габен туда и попал.
