Книга Магички - Марта Кетро

А сейчас, рассматривая в зеркале симпатичное правильное лицо, короткие русые волосы, узкую спортивную фигуру, Ольга остро позавидовала — нет, не уродству, конечно, не дай бог, — но необычности. Той изюминке, вокруг которой можно было бы построить легенду.

Лариса Янда курила всё время, даже в классной комнате, и не сигареты, а трубку, обладала интонациями психиатра в отделении для буйных и вела предмет с незатейливым названием «Магия». Успокаивающим интеллигентным голосом она произносила вещи, от которых Ольге хотелось то ли расхохотаться, то ли сбежать. Крупная женщина, иногда теряющаяся в клубах дыма, говорила совсем уж нелепые вещи:

— То, что делает НЛП-специалист, непосвященному человеку иногда кажется магией, а настоящий магический ритуал в глазах стороннего наблюдателя смотрится как ряд приёмчиков НЛП. Вы можете верить, можете не верить… До Дня Клятвы мы будем заниматься только тем, что можно прочитать у Эриксона, Боденхамера и Бэндлера. Но сегодня, чтобы развлечь вас, давайте сделаем допущение, что магия существует. Просто договоримся, что в пространстве этой аудитории на ближайшие четыре часа магия — есть. Итак, Святая Екатерина-книжница погибла отнюдь не за христианскую веру; женщин сжигали на кострах не напрасно; имеются способы корректировать ткань реальности, если вы умеете взглянуть на неё снизу и потянуть за нужную нить; ведьминская кровь — не водица, и дар передаётся по наследству; избранным известны ритуалы, которые пробуждают дремлющие способности; и наконец, можно просто писать, а можно воздействовать на читателя, используя особые формулы.

Паузы между затяжками сообщали её речи особенный многозначительный ритм, от душистого дыма у слушателей кружились головы, и Ольга начала сомневаться, точно ли табаком их окуривают. Она шепнула Кате:

— Интересно, у неё ароматизатор какой-то или там ещё добавки… особенные?

— Скорее всего «или». И что? Сбежишь? — Катя повернулась к ней, взглянула в глаза, и Ольге на мгновение показалось, что её затягивает в серую радужку, слишком светлую, как у попугая жако, с искорками серебра на дне. Она зажмурилась, немного подождала, стряхивая морок, и только потом ответила:

— Неа. Она вроде не опасная. Любопытно понаблюдать. Лишь бы мигрени потом не случилось.

Лариса между тем задумчиво продолжала: — Мы живём во времена, когда ведьмой быть модно, теперь это слово — комплимент, а раньше оно было не просто ругательством, но приговором. Достаточно подозрения, и женщину волокли не в стилизованныи альков с игрушечной сексуальной дыбой и шелковыми плёточками, а на допрос, потом — в пыточную, где для начала дробили кости. Иногда я думаю, что бытовой магии не осталось именно потому, что пропал страх, женщине больше не нужно переступать через животный ужас, и ей стало негде черпать силу для отчаянного импульса, который только и способен сдвинуть реальность. Ритуал превратился в разновидность домоводства, перестав быть действом, за которое могли отрубить руки. Раньше люди боялись даже кликуш — потому что бесноватый мог указать пальцем и назвать любого в качестве источника порчи. Нельзя было выделяться ни одеждой, ни поведением, ни красотой, ни уродством, никакой странностью. Сейчас обыватели открыто носят амулеты, за которые прежде уничтожили бы не только их, но и всех, кто состоял с ними в связи. Чтобы в наши дни верить в магию, нужно быть дураком. Или ведьмой.

Давайте поговорим о том, как нынче представляют себе чародеек. Она должна быть очень красивая или страшная, не так ли? Но модная колдунья, конечно же, красотка. Длинные платья, запах благовоний, множество непонятных амулетов. Многозначительные речи, склонность впадать в транс или экстаз, привычка при каждом удобном случае прорицать, вопя и кружась. Так вот, увидев нечто подобное, можно смело сказать, что перед вами самозванка.

Какова же истинная ведьма? Прежде всего проста. Она кажется цельной, как камень, и человек, наделённый бытовой проницательностью, не усомнится, что с ней всё ясно с первого взгляда. Неважно, какой имидж она избрала, но образ её чист и достоверен. Лишь по-настоящему чувствительные люди улавливают тревогу, возникающую в её присутствии. Эта женщина нарушает законы бытия самим фактом своего существования, и потому действительность неуловимо меняется всякий раз, когда она просто проходит мимо. Впрочем, беспокойство, вызываемое ею, редко отталкивает, наоборот, оно привлекает. Возникает необъяснимое ощущение, что рядом с ней невозможное — возможно, и что-то начинает происходить и с вами, и с остальным миром всего лишь оттого, что она здесь. К ней тянутся, ей пишут письма, дарят непрошеные подарки, её любят. Впрочем, и ненавидят тоже. Но чем больше сила, тем лучше маскировка и тем меньше врагов. Величайшие ведьмы незаметны настолько, что оценить их мощь можно лишь по результатам. «Вдруг что-то изменилось и пошло не так», — говорят те, кому довелось попасть в поле их интересов.

И ещё. У каждой из них… — Лариса пошарила у себя за спиной и неожиданно вытащила крупного розового зайца, — есть фамильяр.

Ольга всерьёз решила, что у неё начались галлюцинации.

— Только он должен быть не игрушечным, а живым. Животное, птица, пресмыкающееся, иногда растение — что-нибудь, используемое для хранения частички собственной души. Разумеется, ведьма не таскает с собой это существо постоянно, но оно есть.

К следующему занятию я попрошу вас немного подумать и вспомнить, встречался ли в вашей жизни кто-то, подходящий под описанный мною портрет ведьмы. Возможно, у неё была сомнительная репутация. Так вот, в каких отношениях вы состояли, проявляла ли она особый интерес к вам? Кто из ваших предков обладал перечисленными чертами, каковы обстоятельства их смерти?

Ольга погрузилась в воспоминания. Она не отнеслась серьёзно к бреду Ларисы, но задание есть задание. Как назло, никого особенного ни в жизни её, ни в роду не встречалось.

Разве что попутчица в поезде, Гелла, но та попадала под определение ряженых магичек — слишком лубочный образ, все силы, если таковые есть, брошены, чтобы выглядеть значительной.

Ах, как сейчас не хватало мамы — только не нынешней, смирной и скупой на слова, а той, какую Ольга знала раньше.

Прежняя мама любила всё необыкновенное, но более всего ей нравилось самой производить впечатление женщины загадочной и непростой. Выходило так, что в детстве деревенская ведьма буквально гонялась за ней, чтобы «передать дар», а её собственный прадед был цыганом, и от него остались не только словечки на языке ром и размытый дагерротип, но и умение гадать, «глаз» и прочие непонятные, но прельстительные вещи. В самой Ольге не ощущалось ни капли кочевой крови, и в цветастых платьях с оборками, которые мама неизменно шила для новогодних вечеринок, она чувствовала себя принаряженной шваброй. Не умела плясать, петь и трясти плечами, поэтому маскарад не имел никакого смысла. Русые тонкие волосы никак не желали превращаться в тяжелые тёмные кудри, и она с облегчением постриглась под мальчика, как только вытребовала право распоряжаться своей прической — в классе шестом. Освобождение от ненавистных сосулек совпало с первой влюблённостью и окончательным разочарованием в фамильной необычности. Мальчик ею не интересовался, и опечаленная Оля в конце концов проговорилась маме. Светлана Алексеевна покивала, минут на десять удалилась в спальню и вернулась с обрывком тетрадного листка в линейку: