Книга Тайный Санта - Триш Арнетьо

Прежде чем зайти в дом, Генри смахнул снег с пальто Зары. Оказавшись внутри, он помог ей снять его и отдал Луизе. Они говорили о вулканических камнях, из которых он построил ступени под террасой, ведущие к высокой клумбе. Клодин была рада, что он немного расслабился. Когда Генри говорил о доме, он не мог думать о Стиве. Не мог думать о том, что он сделал. Да-да, у них все получится.

— Генри, почему бы тебе не продолжить экскурсию? А я пока проверю, все ли готово к игре.

Генри

— Зара, — сказал он, — хочешь увидеть мою самую любимую комнату во всем доме?

— Еще бы!

Он протянул руку к каменной стене, у которой она стояла, нажал на один из темных камней — и в стене отворилась дверь, обнаружив секретный проход. Генри вдруг вспомнил, что Клодин называла его «детский сад». Как они спорили из-за него! В итоге он победил, но только после того, как Лайонсы сообщили, что их дети были в восторге от этой идеи.

— Не может быть! — воскликнула Зара.

— Иди за мной, — позвал он. — В каждом доме должна быть тайная комната. Место, где можно спрятаться, побыть одному.

Дверь открывалась в маленький коридорчик со стенами, обитыми красным бархатом. Настенные светильники освещали короткий проход в довольно большое помещение под купольным потолком, без окон. Гладкие мягкие стены, пестрый ковер и ряды роскошных кресел перед большим экраном, закрытым тяжелыми черными шторами.

— Кинозал, — сообщил Генри. — И я подумал, что его легко можно превратить в звукозаписывающую студию. Можно вынести все кресла, разместить тут музыкантов, а проекционная будка достаточно велика, чтобы установить там всю технику. Звукоизоляция уже есть.

— Мне нравится идея тайной студии, — сказала Зара. — Я бы тогда вообще никуда не уходила отсюда.

Она плюхнулась в одно из кресел в первом ряду, пробуя, насколько оно удобное.

— И спала бы здесь, — добавила она, нажимая кнопку на подлокотнике. Словно услышав ее, кресло немедленно откинулось.

Генри опустился в соседнее кресло и рассказал ей, в чем состояла оригинальная идея, как его вдохновили старые кинозалы из 30-х и 40-х. В проекционной можно было и крутить 35-мм пленку, и использовать цифровые носители. Он заметил, что Лайонсы обновили аудиосистему. И хорошо, технология ушла далеко вперед с тех пор, как Генри построил дом. Некоторое время они разговаривали о фильмах, о ее любви к байопикам, о его пристрастии к старым вестернам.

— Мой агент хочет, чтобы я начала сниматься в кино, — сказала Зара.

— А ты этого хочешь?

— Может быть… Но это должна быть подходящая роль. Вот Леди Гага сыграла потрясающе. Я вообще не уверена, что можно сыграть лучше, чем она это сделала в «Рождении звезды». По правде сказать, меня смущает чужой контроль. Вот в музыке я за все отвечаю сама. Мои идеи, моя режиссура, мной отобранные продюсеры. Но у меня, пожалуй, не было бы доверия к формату, который я не могу контролировать.

— Я понимаю. И я испытываю то же самое в отношении своей работы. Но мне хотя бы повезло почти сразу найти партнеров. Джек и Бобби — лучшие в городе.

Его поразило, как точно она формулировала свои мысли, говоря о музыке. И Генри стало стыдно, что раньше никогда не верил в ее самостоятельность. Он полагал, что вокруг нее существует масса людей, которые пишут ей песни, подбирают костюмы, а также курируют все аспекты ее сценического имиджа. Но нет, Зара была умна. Талантлива.

— Кажется, ты знаешь, чего хочешь, — сказал он.

— Ага, знаю. — Она помялась, потом продолжила: — Но я хочу меняться, понимаешь? Не хочу, чтобы люди каждый раз ждали от меня одного и того же. Это неинтересно. И через пятьдесят лет я бы не хотела превратиться в группу «Иглз» и по-прежнему петь «Отель Калифорния».

— С тобой этого не случится.

— Спасибо. Надеюсь, что нет.

Он чуть откинулся в кресле и показал наверх:

— Моя любимая часть этой комнаты — потолок. Эти изогнутые балки. И как они все сходятся в одной точке наверху. Джек и Бобби Альпайн помогали мне их устанавливать. Представляешь, все эти балки из одного дерева, оно было пятьдесят футов в диаметре.

— Ничего себе! — восхитилась Зара.

— Это большая редкость. В самом расцвете сил — лесной монстр.

Монстр. Как он сам. Вот что Генри хотел сказать. Он не стал говорить Заре, что эта тайная комната хранила еще одну тайну. На высоте двадцати пяти футов, почти в том месте, где сходились балки, он вырезал свои инициалы. HC. Каким-то образом, для него эти инициалы были почти равнозначны признанию вины.

Зара

Тайная комната оказалась последней каплей. И еще разговор с Генри. Я уже говорила, мой гуру по трансцендентальной медитации научил меня видеть ауры других людей, так вот, честно говоря, у Генри аура была такая поврежденная, что я почувствовала: он эту свою травму — что бы там у него ни случилось — сублимировал в дом, ну то есть постарался построить что-то хорошее и красивое, чего ему не доставало в жизни. Выходя из тайной комнаты, я была готова подписать контракт. Мы могли бы совершить сделку прямо там и на том закончить вечеринку, но я предвкушала игру в «Тайного Санту» и решила подождать, пока она не закончится.

Когда мы вернулись в гостиную, каждый старался взглянуть на меня тайком. И оттого их усилия только больше бросались мне в глаза. Когда много тусуешься, очень скоро все присутствующие начинают казаться массовкой. Словно их наняли на один вечер. Актеры на площадке, одетые в костюмы праздничной вечеринки в Аспене, такая неуклюжая подделка. Слава богу, я к этому привыкла. И довольно быстро у меня сформировалось какое-никакое представление обо всех. Совсем уж психов не было. Все, кто работал на «Кэлхун+Кэлхун», казались совершенно обычными, «нормальными». Все они за что-нибудь отвечали. Кто-то зажигал свечи, кто-то расставлял подарки, кто-то разжигал огонь в камине. Вся команда уже тогда была напугана до смерти, даже мне это было очевидно. Но мне было приятно, что они не считали меня совсем уж дурой. На тот момент те несколько разговоров, что у меня были, касались не музыкальной индустрии, а истории этой местности. Я даже завела что-то вроде серьезной беседы с Кевином и Джерри о праздниках вообще. Ведь что за странное время года! Предполагается, что ты постоянно должен чувствовать себя счастливым, хотя в реальности ты только и делаешь, что тоскуешь по тому, чего больше нет. Это было мило. Как правило, люди автоматически считают меня идиоткой. И это действует на нервы.

А потом ко мне подошел Джон. С ним мы еще не разговаривали, но я знаю этот тип. Самоуверенный до чертиков. Ясное дело, он считал себя неотразимым, потому что стрелял глазами направо и налево. Чересчур активно. Поэтому я стала называть его Напряженный Джон. Не могу сказать, что ему это понравилось, но я заявила, что он должен быть доволен, — не каждый удостаивается клички.