Книга Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

— А сами эти женщины ничего не говорили о себе?

— А как бы я стал с ними разговаривать? Я не знаю ни их языка, ни латыни, и ни одна из них не показала, что понимает северную речь.

Хрёрек помолчал, обдумывая, какой бы еще вопрос задать и как бы помочь делу.

— Поезжай теперь на Олкогу! — посоветовал ему Домагость. — Там спросишь, куда тех девок продали.

— Придется мне весной последовать этому совету. — Хрёрек вздохнул. — Я непременно поеду, чтобы сделать все возможное. Но боюсь, что люди, живущие на Олкоге, еще менее способны понимать латынь или ирландский язык, и сам нынешний хозяин понятия не имеет о том, что владеет Дарфине дочерью Мугрона.

Он был совершенно прав.

Бам-м!!! Глиняный горшок с кашей, который внесла служанка, прижимая через ветошки к груди, вырвался у нее из рук и упал на пол. Толстостенный горшок не разбился, но каша потекла по полу, распространяя горячий пар. Но служанка не испугалась своей оплошности, а едва ли даже ее заметила. Застыв в изумлении, она смотрела на Хрёрека. Эта была девушка лет двадцати с небольшим, с недлинной косой темно-рыжего мягкого цвета, с тонким чертами лица и красиво изогнутыми рыжеватыми бровями, одетая как все здесь, если бы не одна мелочь — бронзовый крест ирландский работы поверх зеленовато-бурой рубахи из грубой шерсти.

Отец Брендан усмехнулся про себя. Он не шевельнул даже пальцем и не сказал никому ни слова, уверенный, что Господь сам все устроит, как надо.

— Ложечка, ты что? Спотыкнулась? — Милорада не поняла, почему ловкая и исполнительная челядинка застыла столбом. — Горшок подбери. Витошка, кликни псов, чтобы хоть каша не пропала.

— Ты назвал имя… — Вопреки всякому вероятию не обратив никакого внимания на слова хозяйки, девушка сделала несколько шагов в сторону Хрёрека. Что само по себе было удивительной дерзостью, ибо с какой стати рабыня смеет обращаться к конунгу?

И вот тут он тоже встал на ноги и в изумлении подался к ней. Служанка заговорила с ним на ирландском языке, которого в этой стране никто не мог знать.

— Ты понимаешь по-ирландски? — в изумлении воскликнул он.

— Спроси у этой девы, как она попала сюда, — предложил отец Брендан. — А также можешь спросить, как ее имя. Но еще вчера она сказала мне, что ее зовут Дарфине, дочь Мугрона, сына Маэла Котайда. Думается мне, что ехать на Олкогу тебе не понадобится.

Ладожане шептались: те слова, что были сказаны по-ирландски, никто здесь не понял, но можно было догадаться, что Домагостева челядинка ответила князю Хрюрику на самые важные его вопросы.

— О боги! — Хрёрек потрясенно развел руками. Лицо его сияло. — О милосердный Господь! Теперь я истинно вижу, что он не оставил нас. Сам Господь позаботился о том, чтобы мы смогли встретиться, поэтому дочь королевы Этне ждала нас здесь, на самом берегу Восточного моря. Ты действительно Дарфине, дочь Мугрона и Этне?

— Да, — почти неслышно ответила девушка.

— Но почему же ты сказал, что увез рабынь на Олкогу? — Хрёрек повернулся к Вестмару.

— Я помню! — подал голос Стейн. — Я могу сказать, как это вышло.

Глаза всего дома обратились к нему, но он заметил только восхищенный, горящий любопытством взор Велемилы, стоявшей у дверей. Взглядом попросив у дяди позволения говорить, Стейн охотно продолжал:

— Когда мы в тот раз приехали в Альдейгью, одна из рабынь тяжело заболела. Она истекала кровью, и мы думали, что она вот-вот умрет. А у нашего фелага Фасти Лысого треснула ложка, и ему было нечем есть. Он увидел на поясе у одного человека хорошую новую ложку и захотел ее купить. Он только не знал, что дать взамен. И предложил умирающую рабыню. Она не стоила больше, потому что от нее уже нельзя было ждать совершенно никакой пользы. Но сын Домагостя хёвдинга согласился на обмен и забрал рабыню. Мы еще поспорили с моим братом Свейном, что был тогда со мной, выживет она или нет. Я выиграл. — Стейн смущенно улыбнулся и опустил глаза, поскольку проигравший ему брат уже давно, с тех самых пор, был мертв. Свейн мертв, а рабыня, на смерть которой он поставил серебряную пуговицу против ножа, до сих пор жива и стоит здесь сейчас… — Когда мы уезжали, рабыня была уже здорова и могла ходить. Я не сразу узнал ее, — он посмотрел на Ложечку, — потому что тогда у нее было на голове покрывало, а теперь ее волосы отросли и она выглядит немного иначе. К тому же сейчас у нее вид гораздо более цветущий и здоровый. Но я все вспомнил, когда об этом зашел разговор. Мой брат Свейн погиб в битве с Иггвальдом, а Фасти Лысый умер в ту зиму на Олкоге, но я могу поискать свидетелей среди наших людей. Сам я уверен, что все помню точно. Ведь я сказал правду? — мягко обратился он к самой девушке.

— Да. — Она опустила глаза.

— Да и мы подтвердить можем, — подал голос Домагость. — Велема нет, но и я, и мать, и Доброня, все скажем — так и было. Эту девку Велем у Вестмаровых товарищей на липовую ложку выменял, а мать ее в´ыходила. В тот самый год, как Иггвальд явился и я второго сына в той же битве потерял.

— В таком случае мы не можем больше сомневаться! — Хрёрек расцвел. — Да и если бы здесь оказалась еще какая-то ирландка, это было бы не иначе как чудо! Но и так я вижу истинное чудо в нашей встрече!

— Не требуй от Господа слишком много, когда довольно малого! — Отец Брендан улыбнулся. — Это не чудо — милосердный промысел Господень.

Опомнившись, народ загудел и загомонил.

— Я привез достойный выкуп и надеюсь, что ты не откажешься передать мне эту девушку, — перекрикивая шум, взывал Хрёрек к Домагостю. — Всем известно, что за молодую женщину королевского происхождения платят три марки серебра, и я готов выдать их тебе, когда ты пожелаешь.

— Не могу! — Домагость развел руками. — Девка не моя. Сын мой Велемысл ею владеет, она в его доме живет, его жене служит, сейчас только невестка ее моей жене одолжила, чтоб на пиру помогать. Я без него не могу его добром торговать.

— А когда твой сын вернется?

— Я сам бы хотел знать. Но теперь до весны уже ждать нечего.

— Может быть, поговорим с его женой? — предложил Хакон, которому не хотелось до самой весны мучиться неизвестностью.

Вот ведь она, невеста и наследница власти, только руку протяни, но неизвестно еще, дотянешься ли? Пока она принадлежит сыну Домагостя, тот сам, при желании, сможет стать королем Коннахта! Ведь теперь его семья знает, чем владеет!

— Поговорить-то можно, но не думаю, чтобы Вышеславна без мужнина разрешения стала челядь из дома продавать.

— Ступай покуда, — Милорада отпустила Ложечку, и та торопливо вышла. Наверное, пойдет на свое любимое место и будет долго стоять на коленях, шепча неслышные слова и глядя в небо.

Дело пока не решилось окончательно, но слухи тут же разнеслись по Ладоге, и все принялись напряженно припоминать, что им известно о Домагостевой челядинке по прозвищу Ложечка. А больше всех остался доволен Стейн. Он был рад, что помог делу так удачно разъясниться, хотя, конечно, по зрелому размышлению Домагость с домочадцами все бы вспомнили и без него. Но больше всего его радовало другое. Хакон приехал свататься вовсе не к Велемиле!