Книга Глубина моря; Открытое море - Анника Тор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Терезиенштадт, 17 мая 1943
Дорогая Штеффи!
То, что ты хочешь и имеешь возможность учиться, – это большое утешение для меня. Только так ты преуспеешь в жизни. Мама вчера пела. Чудесно!
Папа».
Вчера мама пела. Это означало, что постановка «Волшебной флейты» состоялась, и те перечеркнутые слова в прошлой карточке больше не имели значения.
Штеффи хотелось, чтобы папа подробнее написал о мамином пении, вместо того чтобы рассуждать о будущем. Словно он не понимал, что она скоро повзрослеет. Что она сама знает, что для нее лучше.
Когда они расстались, Штеффи была совсем ребенком, ребенком, который восхищался своими родителями и хотел быть похожим на них. Ей уже скоро шестнадцать, и Штеффи хотелось испытать свою новую взрослость вместе с ними. Узнать маму с папой с новой стороны.
Но это невозможно. Пока не закончится война.
Может, война скоро кончится? Союзники победили под Сталинградом, и в Северной Африке последовали новые успехи. В июле войска союзников высадились на Сицилии. На Восточном фронте немцы перешли в наступление, но русские остановили их и оттеснили обратно на запад.
Штеффи, Хедвиг Бьёрк и Дженис следили за развитием событий день за днем. Часто к ним присоединялась тетя Марта, чтобы послушать семичасовые новости. Иногда Дженис ловила английскую радиостанцию Би-би-си. Комната наполнялась далекими шумами и обрывками слов на иностранных языках. Время от времени прорывались немецкие голоса, но Дженис сразу же заставляла их замолчать, включая другую радиостанцию.
На Би-би-си репортажи о войне были обстоятельнее и правдивее, так сказала Хедвиг Бьёрк. Шведские власти все еще подвергали новости цензуре в связи с так называемым шведским нейтралитетом.
Быть нейтральным означало не занимать чью-либо сторону. Швеция должна остаться вне войны любой ценой.
Но из шведских рудников на севере шли поезда с железной рудой для немецкой военной промышленности. А через страну в оккупированную Норвегию и обратно проезжали другие поезда, полные немецких солдат. Люди плохо относились к немецким поездам, некоторые требовали остановить их.
– Ты не слышала, что сказал немцам начальник станции в Ольскрокене? – спросила Май.
Май отпустили на две недели из прачечной, где она летом работала. Май и Штеффи спали валетом на кухонном диване. После обеда они ходили на пляж и загорали на скалах. Стояли теплые дни, над морем висела солнечная дымка.
– Нет, и что он сказал?
– Немецкий поезд остановился, и немцы высунули головы в окна. «Это Готебург? – крикнули они. – Готебург?» Начальник станции отдал честь. «Нет, гораздо хуже, это Сталинград», – сказал он.
Штеффи расхохоталась.
– Думаю, они тут же втянули свои бошки назад, – весело сказала Май.
– Где ты это услышала?
– Папа услышал на верфи. Кажется, об этом случае печатали в газете. Он сказал, что это правдивая история.
Папа Май знал много всяких историй. В них шла речь о его друзьях-рабочих или о начальниках с верфи, или о ком-то, кого он видел в трамвае, но чаще всего папа Май высмеивал «власти». Смех над теми, в чьих руках была власть, облегчал жизнь тем, кто сам не имел никакой власти.
Штеффи подумала, что с Верой та же история. Она пародировала и насмехалась над людьми, чтобы не бояться их.
– Пойдем искупаемся, – сказала Май.
– Интересно, придет ли Вера? – спросила Штеффи. – Сегодня после обеда она не работает.
– Она теперь долго не покажется в купальнике, – ответила Май.
– Как так?
– Разве ты не видела вчера? – спросила Май. – Как она затягивала пояс, чтобы ничего не было видно?
– Что ты имеешь в виду? Что не должно быть видно?
Май уставилась на нее.
– Стефания, – сказала она. – Ты, конечно, ничего не понимаешь, когда дело касается таких вещей. Но не хочешь ли ты сказать, что ничего не знаешь?
– Не знаю о чем?
Штеффи повысила голос. Ее раздражало, что Май вела себя так самонадеянно и притворялась, что знает о Вере больше, чем она сама. Вера ее подруга, не Май, хотя сейчас они ладят лучше, чем сначала.
– Что она на сносях, – тихо сказала Май. – Это ты должна была заметить?
Не может быть.
– Конечно же, нет, – сказала Штеффи. – Откуда ты это взяла?
Май не ответила. Но Штеффи видела по глазам, что Май знала. Что это не просто так пришло ей на ум.
Веру тошнило. У нее покруглел живот. Она сама сказала, что выглядит иначе. И скрип пружин той ночью в загородном доме.
Штеффи чувствовала себя глупой. Глупой и наивной. Как она не догадалась! Ведь она лучшая подруга Веры.
– Ты уверена?
– Спроси ее сама, – сказала Май. – Не понимаю, почему она тебе не рассказала. Своей лучшей подруге. Я бы о таком рассказала. Хотя со мной такого бы не произошло.
Май сказала это свысока. Словно Вера была чем-то хуже.
– В этом и его вина! – сказала Штеффи.
– Да, да, – согласилась Май. – Не сердись. Пойдем искупаемся.
Идея пришла в голову Май. Было воскресное утро, и тетя Марта собиралась пойти в Пятидесятническую церковь. Она надела синее воскресное платье и стянула волосы на затылке в тугой узел. Напоследок она встала перед зеркалом и закрепила соломенную шляпку с помощью пары шпилек.
Обычно Штеффи сопровождала тетю Марту в церковь. Она делала это, чтобы ее порадовать. Когда они под руку подходили к молельному дому, тетя Марта всегда выглядела такой гордой. Но Штеффи было стыдно. Она ведь не верила тому, что там проповедовалось. Даже пение перестало ей нравиться.
В это воскресенье тете Марте пришлось идти одной. Май предстоял последний день на острове. После ужина Штеффи проводит Май на пароход.
– Собирают ли в церкви деньги? – спросила Май.
Тетя Марта повернулась к ней.
– Да, конечно. В основном на миссионерскую деятельность.
– Я вот что придумала, – сказала Май. – Не обижайтесь! Но я знаю, что вы собираете посылки родителям Штеффи. И что им нужна не только еда, но и одежда. Я считаю, что пожертвования могли бы пойти на это. Ведь все знают Штеффи и Нелли.
Тетя Марта медленно кивнула.
– Идея неплоха. Что скажешь, Штеффи?
Благотворительность. Неужели мало того, что она сама живет на добровольные взносы людей, посылающих деньги в комитет помощи? Неужели придется просить милостыню и для мамы с папой?