Книга Будапештский нуар - Вилмош Кондор

Репортер снял плащ, повесил на руку, сдвинул шляпу на затылок и внимательно огляделся. Наконец нашел того, кого искал. Йенё Штраус стоял недалеко от ринга и говорил что-то двум молодым людям в боксерских трусах, парни слушали его с широко распахнутыми глазами. Штраус много чего мог рассказать, ведь именно он в феврале 1912 года одержал победу над Ральфом Гейлингом на памятном соревновании в тяжелом весе на международном чемпионате в Будапеште. Время пощадило Штрауса. Ему уже скоро должно было исполниться пятьдесят, но каждая клетка его почти девяностокилограммового тела была подкачана. Он стоял в толпе, такой заметный, с коротко постриженными волосами, слегка сгорбленной спиной, ровно подбритыми усами. Уже несколько десятков лет он воспитывал резерв и играл важную роль в раскрытии таких боксерских талантов, как Иштван Энекеш и Жига Адлер. Штраус заметил Гордона, его лицо просияло в улыбке, и он широко раскрыл руки:

– Жигмонд! Добро пожаловать! Не думал, что вы сможете прийти.

– Никто не может быть лучше Харанги, но я должен лично взглянуть на этого мясника из Чепеля, – ответил Гордон. – Как его зовут?

Штраус поднял брови:

– Вы не поверите. Мишка Мясник.

– Мишка Мясник, – повторил Гордон.

– И все же лучше, чем Лайчи Обувник, – отмахнулся Штраус.

– А как его на самом деле зовут?

– Никто не знает. Он как-то появился в Спортивном обществе рабочих из района Чепель, и уже тогда его называли Мишкой Мясником. С трудом верю, что его полное имя Михай Мясник, да, в общем-то, и не важно.

– Вы уже видели, как он дерется? – спросил Гордон.

– Если бы видел, наверное, не пришел бы, – ответил Штраус. – Он либо такой же, как и прочие шахтеры да мясники, тогда смысла нет смотреть дважды, либо я посвящу ему все свое время, чтобы он не просто мог бить со всей дури, но и думать хоть немного.

– Кто его противник?

– Мичичак, – бросил Штраус.

– Тогда поединок будет быстрым и бескровным, – кивнул Гордон, затем посмотрел на противоположную сторону ринга. Он глазам поверить не мог.

– Я же правильно вижу, там стоит Антал Кочиш? – спросил Гордон у Штрауса.

– Правильно. Не знаю, как и когда он сюда попал, но да, он тут.

Чемпион в наилегчайшем весе, получивший медаль на играх в Амстердаме, эмигрировал в Америку в начале 1930 года, с тех пор в Венгрии его и не видели. О нем постоянно шептались, мол, он пропил все деньги, его так избили, что он лишился рассудка, ему предложили контракт в Южной Америке и прочее. Гордон знал, что все это кривотолки. Кочиш и в Америке прославился как боксер, однако по доброте душевной постоянно оставался без средств. Попроси у него какой местный венгр денег в долг, он не мог отказать. Обратно эти деньги он, конечно, никогда не получал.

Гордон протиснулся сквозь толпу и подошел к Кочишу. Худой невысокий мужчина фиксировал зачесанные назад волосы бриолином, на нем был хорошего кроя пиджак, а на губах виднелась знакомая милая улыбка.

– Антал! – поприветствовал его репортер. – Антал, а ты здесь что делаешь?

Кочиш резко повернулся, а увидев Гордона, так обрадовался, что бросился обниматься.

– Жигмонд! Черт побери, как я рад тебя видеть! Когда мы последний раз встречались?

– 27 апреля 1930 года в Филадельфии, – без запинки ответил тот. – Ты тогда боксировал с поляком и нокаутировал его в шестом раунде. Вайда, так его вроде звали?

– Я уже и не помню, ты лучше меня знаешь. – Кочиш потрепал Гордона по плечу.

– Знаю, потому что когда-то об этом писал, – ответил тот.

– О каждом моем бое, на который тебе удавалось прийти.

– Я всегда старался найти на это время. Антал, ты теперь вернулся на родину?

– Да, – кивнул Кочиш.

– А ты был на матче Луиса и Шмеллинга?

– Был.

– Хочу все знать! Каждый удар, хук, уклон, удушающий прием, клинч и нокаут. Все!

У Кочиша засверкали глаза, и он принялся рассказывать Гордону о матче. Он так вошел во вкус, что начал демонстрировать каждый раунд. Те, кто стояли недалеко от ринга, стали медленно собираться вокруг Гордона и Кочиша. Даже Штраус к ним подтянулся, но толпа мешала подойти ближе, так что ему пришлось забраться на край ринга.

– Тогда Шмеллинг уклонился, увернул голову от удара, защищался правой рукой, Луис приблизился, Шмеллинг притянул его к себе, а когда Луис потерял бдительность, нанес ему хук правой, бах, потом еще один, бах, потом удар в живот, бах, бах, бах… – возбужденно продолжал Кочиш.

Гордон так увлекся, что неосознанно следил за движениями Кочиша, на более сильных ударах начинал охать, вместе с Кочишом считал секунды для Луиса, они так разгорячились, что даже не заметили, как начался второй раунд между мясником из Чепеля и Мичичаком.

Удивительно, но Мишка Мясник выглядел на полутяжелый вес, у него едва виднелся живот, руки были длинными и мускулистыми, Мичичак не знал, что и предпринять. И тогда в пятом раунде мясник нанес мощный прямой удар правой в живот худосочного противника. Мичичак рухнул и замер. Рефери склонился над ним и начал отсчет, но, когда тот даже на не пошевелился, махнул врачу и поднял правую руку мясника.

Гордон немного подождал, потом повернулся к Кочишу:

– Антал, каково, когда бьют в живот?

– Что ты имеешь в виду? – переспросил боксер.

– Мичичак свалился, потому что не был готов принять удар или…

– Жигмонд, к такому не очень-то подготовишься, – ответил Кочиш. – Особенно если бьет такой амбал, как мясник.

– Можно кое-что спросить? А что будет, если с такой силой ударить в живот, скажем, женщину?

Кочиш вздохнул:

– К чему ты ведешь?

– Просто спрашиваю, ничего такого.

– Плохо кончится.

– Насколько плохо?

– В худшем случае может даже умереть. Зачем это тебе? Ты к чему-то готовишься?

– Я? Вовсе нет. Просто работаю над одним делом, там нечто похожее произошло.

– По сути, это дело случая. Меня тоже уже били по почкам так, что дыхание останавливалось, даже подняться не мог. Воздух просто переставал поступать. К такому удару, как у мясника, в общем-то, невозможно подготовиться. Мясник размахнулся, ты и сам видел, Мичичак не мог предупредить удар. Вот к чему это привело.

Гордон кивнул. Вскоре началось следующее состязание, Гордон вплоть до шести вечера простоял между Штраусом и Кочишем. Они критиковали боксеров, анализировали удары, в перерывах вспоминали старые знаменитые матчи. Однако около шести Гордон вздохнул:

– Мне пора.

– Только не говорите, что идете на работу! – воскликнул Штраус.

– Именно туда. В каком-то смысле.