Книга Непристойные предложения - Уильям Тенн

– В общем, после похорон с деньгами стало совсем паршиво, вот сестрица и решила, что лучше нам эмигрировать. На Земле ей ничего не светило, так она считает. Ну, сами знаете, три из четырех.

– Что еще за три?

– Три из четырех. Мужей на Земле находит не больше трех из каждых четырех женщин. Маловато мужчин стало. Говорят, это начало ощущаться еще в двадцатом веке – ну там, из-за войн и тому подобного. Сестра говорит, что позже, когда еще и радиация внесла свою лепту, все стало еще хуже. А потом все более-менее толковые мужчины разлетелись по планетам. Сестра говорит, нынче если мужика и найдешь, так и то самого завалящего.

Незнакомец оживленно закивал.

– Еще бы, у вас на Земле-то! Уж эти деловые анурки постарались. Что за дыра эта ваша Земля! Я ей по самое по это сыт!

И он поведал мне свою историю.

У них там, на Венере женщин не больше, чем у нас мужчин, а из тех, что есть, ни одна не соглашалась переехать к нему на далекие острова. Вот он и решил отправиться на Землю, где этого добра навалом. Но, родившись и выросши на отсталой планете, не знал, что у нас всем заправляют женщины. Неприятности начались, стоило ему приземлиться. Он понятия не имел, что как временно прибывшему мужчине ему положено зарегистрироваться в государственной гостинице, и когда он в нее пришел, вышвырнул бармена в окно за то, что тот неодобрительно отозвался о его шевелюре. А дальше – представьте себе! – он не только сопротивлялся аресту, в результате чего трое полисменов попали в больницу, но и нагрубил судье при полном зале свидетелей!

– Нет, ты только послушай, эта дура вякнула, что я ни слова в свою защиту вымолвить не могу, только через адвоката – а адвокат ведь тоже баба! Ну, я и сказал ей, что там, откуда я родом, мужик вправе сказать что хочет и когда хочет, а жена обязана его в этом поддержать.

– И что? – с замиранием сердца спросил я.

– Ну, что? Объявили виновным в том и этом. Эта раздутая динозавриха почти всю мою наличность конфисковала в уплату издержек, а то, что на мне, не взяла, как объяснила, только потому, что я необразованный иностранец и не знаю ихних законов, – взгляд его на мгновение потемнел, но он тут же ухмыльнулся. – Но я ж не такая размазня, чтобы смирно сидеть в ихней тюряге, нет? Как это они назвали… «Принудительный Курс Гражданского Права», вот. Короче, стряхнул я пыль старушки-матери-планеты, раз и навсегда. Бабы на ней заслуживают тех мужиков, что остались. В кармане хоть шаром покати, а эти ваши шакалы-стражники глаз с меня не спускали, я даже по радио взаймы попросить не мог. Вот я и сделал от них ноги.

Мгновение я не понимал, что он имеет в виду, а потом мне едва не поплохело.

– В-вы х-хотите сказать, – прохрипел я, – ч-что вы з-здесь незаконно? А я тут с вами разговариваю?

Он облокотился на рундук и очень серьезно посмотрел на меня.

– Что за головастики нынче? И кстати, сам-то ты чего здесь забыл?

Я призадумался и кивнул.

– Ладно, тут вы правы. Я тоже нарушил закон. Мы оба хороши.

Он расхохотался, потом выпрямился и принялся чистить свой бластер. Взгляд мой не отрывался от этой смертоносной трубки; помнится, сестра говорила, что мужчины вообще любят такие штуки.

– Значит, говоришь, звать тебя Фердинанд? Разве ж это имя для любопытного головастика? Я буду звать тебя Форд. А меня звать Батт. Батт Ли Браун.

Имя Форд мне понравилось.

– А «Батт» что, тоже прозвище?

– Ну! Сокращение от Альберты, но я не встретил еще такого, кто смог бы выхватить бластер быстрее меня, чтобы назвать меня так. Папаша прилетел в восьмидесятые с большой волной иммигрантов, когда эвакуировали Онтарио. Вот он всех своих пацанов назвал в честь канадских провинций. Я у него младший, вот и получил имя, которое они приберегали для дочери.

– У вас много братьев, мистер Батт?

Он широко улыбнулся, блеснув зубами.

– Полное гнездо. Да только всех поубивали в бунт Голубого Чикаго, что Макгрегоры замутили – всех, кроме меня да Саскачевана. Ну, а после уже мы с Сасом устроили охоту на Макгрегоров. Хотя быстро дело не сладилось: не получилось нам попортить Джоку Макгрегору морду лица до тех пор, покуда мы не подросли чуток.

Я сделал шаг в сторону, чтобы лучше видеть блестящую медную намотку бластера прямо над спусковой кнопкой.

– Вы, наверное, много людей из этого убили, мистер Батт?

– Батт. Для тебя, Форд, просто Батт, – он нахмурился и заглянул в световой раструб. – Не больше дюжины, не считая, само собой, пятерки ластоногих полицаев. Я мирный крестьянин. Я так считаю, насилием ничего путного не добьешься. Вот мой братец, Сас… – он начал было рассказывать что-то интересное про своего брата, но тут ударили в гонг к обеду, и Батт сказал, чтобы я поспешил туда. Он сказал, что растущему головастику никак нельзя без витаминов. И добавил (как бы невзначай), что не будет возражать, если я и ему принесу немного фруктов. А то, объяснил он, в рундуках не обнаружилось ничего, кроме консервов, а Батт сызмальства привык к фермерской пище.

Беда в том, что фермером он был не самым обычным. Напихать тайком в карманы обычных фруктов не составило для меня особого труда. Я даже справился с ламинарией и водяным крессом, которые нравились м-ру Брауну, но такие штуки, как соленые водоросли или венерианская грязеника слишком сильно пахли. Автомат целых два раза отказался принимать мою куртку в стирку, и мне пришлось стирать ее вручную. Зато сколько всего замечательного узнавал я про Венеру в каждое свое посещение спасательной шлюпки! Я выучил три похожих на завывание ветра песни Плоского Народа; я узнал, чего венерианские туземцы не любят больше всего; я узнал, как отличить ластоногого полицая из Нью-Каламазу от плоскостопого батрака, лучшего друга огородника. После долгих уговоров Батт Ли Браун объяснил мне устройство бластера – так подробно, что я знал теперь все до единой детали и их назначение – от крошечных круглых электродов и до силовой обмотки. Но как бы я ни просил, подержать его в руках он мне не давал.

– Извини, Форд, старина, – говорил он, поворачиваясь из стороны в сторону на кресле рулевого в носовой части шлюпки. – Я так считаю, человек, который дает кому другому подержаться за свой бластер, все равно что тот великан, у которого сердце было в яйце, а яйцо нашли враги. Вот когда вырастешь так, чтобы твой папаша решил, что пора тебе обзавестись оружием – что ж, вот тогда тебе стоит научиться стрелять, и чем быстрее, тем лучше. А до той поры тебя по-хорошему и близко к нему подпускать нельзя.

– У меня нету отца, чтобы он дал мне оружие, когда я стану взрослым. У меня даже старшего брата нет, такого, как ваш Лабрадор. У меня только сестра. А она…

– Она выйдет за какого-нибудь сухорогого, который южнее Полярного побережья не бывал ни разу. И главой семьи будет именно она, или я не разбираюсь в шайтанах. Властная, упрямая как ослица… Кстати, Форди, – он поднялся из кресла и потянулся так, что чешуйчатый костюм едва не лопнул на бицепсах, – эта твоя сеструха. Скажи, она… – и он снова принялся допрашивать меня насчет сестры. Я плюхнулся в освобожденное им вращающееся кресло и честно пытался отвечать на все его вопросы. Однако было много такого, чего я просто не знал. Ну, например, Ивлин – девушка здоровая. Но насколько здоровая – откуда мне знать? Ну да, отвечал я ему, мои тетки и по отцу, и по матери нарожали детишек больше среднего. Нет, мы у нас в Нижнем не занимаемся сельским хозяйством, но да, думаю, Ивлин не хуже любой другой женщины разбирается в оборудовании для подводного плавания и насосной аппаратуре…