Книга Вечная мерзлота - Виктор Ремизов

Они спустились в кабинет.

– Вы нам подходите, но что с нервами? Почему плакали?

Ася спокойно смотрела на директрису и не знала, что ответить.

– Муж у нее помер, тоже музыкант был… – заговорил Валентин. – Поэтому!

– А вы кто?

– Я – знакомый, бакенщиком работаю на Ангутихе.

– Хорошо, приносите документы. Вас будут проверять, здесь режимный объект… – директриса внимательно смотрела на нее, словно пыталась разгадать. – Где вы учились?

– В Московской консерватории…

– Ну хорошо, что-то придумаем, у нас в школе профессор МГУ преподает физику… – директриса улыбнулась усталой улыбкой много повидавшего человека.

Снова через весь поселок пошли в Бакланиху. У магазина, в тенечке играли в карты трое инвалидов, один был на тележке, совсем безногий, но с руками, у двоих было по одной руке. Валентин дал каждому по бумажке, постоял, о чем-то их расспрашивая.

Знакомые Романова выдали ключи от небольшого строеньица на той же улочке. Умывальник, стол, два топчана по стенам и раскладушка. Гвозди для одежды вбиты в стену над постелями. Главным украшением комнаты была чугунная фабричная буржуйка. Ящик с углем занимал половину холодного коридорчика.

Так и строилась вся Бакланиха, нагло, из чего было, большей частью из ворованного, безо всяких разрешений на строительство. Прилепилась к Ермаково с запада, со стороны изрядно уже выпиленной тайги. Дальше, через озеро и болото торчали вышки Первого мужского лагеря.

Жилье было холостяцкое. Мужики уехали в отпуск до сентября после хорошей попойки. Вещи разбросаны, на столе высохли остатки закусок в консервных банках.

Когда солнце опустилось за лес и в небольшое окно потекли краски заката, все было прибрано. Посуда, полы и окна перемыты, на электроплитке доваривался суп. Валентин сходил в Ермаково и принес продуктов. Асе отвалил пятьсот рублей в долг.

Ася ожила в работе, улыбалась, будто устраивала свое собственное жилье. Коля бегал на озеро за водой, выносил мусор, чистил картошку. Ася протирала газетой вымытые окна. Составленные из разных стекол они поскрипывали и похрустывали, готовые вывалиться. Ася улыбалась чему-то, видно было, с кем-то разговаривает молча. Ждет, что сюда придет отец, думал Коля, – он и сам представлял такое сегодня. Думал, как сядут с отцом на берегу Енисея вдвоем, и он расскажет ему про бабушку, про Севу, про всю их жизнь и про мать, а отец расскажет про свою жизнь.

На улице чуть стемнело. Влажная таежная жара спала, стало прохладно. Зажгли свет, и в прибранной комнате сделалось уютно. Валентин сам накрывал на стол. Дорвавшись до магазина, он накупил городской еды: коньяк, копченую колбасу, икру баклажанную, кильку в томате, сухие квадратные брикетики растворимого «Какао с сахаром»…

– Люблю, грешник, икру баклажанную, банки три могу за раз съесть… – Валентин резал свежий, хрустящий коркой хлеб. – А ты, Колька?

– Я… не очень, – вежливо улыбнулся Коля.

– А килечку в томате? Закусь мировая! Я в лагере все время про кильку мечтал!

– Мне налим больше нравится…

– Ну-ну… стерлядку копченую порежу, взял из дома… Ася, ты как? Картошка сейчас сварится, новоселье у нас или что?! – Романов был так разговорчив, что не похож на самого себя. Ася и Коля только улыбались на него. – Денек сегодня, слава богу! Утром дома проснулись, а уже и на работу тебя взяли, и жилье нашли. Кто-то из вас фартовый, однако! Думал, на дебаркадере придется ночевать. Не-е, – Валентин обстукивал сургуч с горлышка. Коньячная бутылка в его ладонях была словно игрушечная, – когда люди друг другу люди, тогда все путем идет.

Он налил полстакана себе, немного Асе:

– Давай, мать, выпьем по маленькой. День-то еще тот был. Я, сволочь, нервничал, особенно, когда ты играть не хотела. Подумал – разучилась!

Ася улыбнулась и кивнула. Взяла свой стакан. Коля поднял кружку с чаем. Выпили. Валентин крякнул с душой и замер – не слишком ли громко получилось.

– А скажи-ка… – он поскреб пятерней подбородок, – по радио такую же музыку передают?

– Да, – Ася не допила и, сморщившись, поставила свой стакан. – Такую же.

– Тебя слушал, совсем по-другому… аж… вот такие мураши по спине! – он показал свой кулак и достал папиросу. – Ничего, все у нас еще будет! Бог – не фраер! И отца вашего найдем!

– А можно мне пойти сходить к Енисею? – спросил Коля.

– Не надо…

– Почему?

– Тут не Москва – на пьяных нарвешься… пацаны тоже шакалят ходят… – он все смотрел на Колю. – С отцом, опять же, можешь встретиться…

Все замолчали.

– А мы не для этого сюда приехали? – спросила Ася.

– Заревешь ты, Ася… кинешься к нему! – Валентин взял стакан, но поставил на место. – Испортишь все!

Ася молчала. Жизнь так изменилась, что эта встреча почти потеряла смысл. Она с трудом себе ее представляла…

– Я сам найду Георгия и поговорю с ним. – Романов положил на стол большую ладонь. – Мы с ним все порешаем.

– Мама думает, отец может отказаться от нас… – Коля взял мать за руку. – Тогда мы даже не увидимся?

– Почему отказаться? – не понял Романов.

– Не захочет. Мы не знаем почему…

– Нет, так не будет, – нахмурился Валентин.

– Делай, как знаешь, Валя, нам тебя Бог послал… – Ася взяла свой стакан подрагивающей рукой, задохнулась, ожегшись коньяком, но допила.

Весь следующий день Валентин где-то пропадал, а вечером вернулся выпивший и довольный – Горчаков был в Ермаково, работал в Первом лагере.

Это было совсем близко.

Вскоре в культурных кругах Ермаково стало известно, что в школу устроилась выпускница московской консерватории. Ася по приглашению завклубом участвовала в большом концерте по случаю дня военно-морского флота, который отмечали как день речника. Ее не отпускали со сцены. Валентин Романов впервые присутствующий при живом концертном исполнении, был восхищен, обнимал Колю и объяснял ему, какая у него мать.

Половина зала были офицеры, они хлопали стоя, а некоторые сбегали и надрали цветов с клумбы. Это Романова напрягало. Ася и правда выглядела очень женственно и беззащитно, особенно с этими ее темными кругами под глазами. Все печальные бабы выглядят красиво, ревниво думал Валентин, но проблема была в другом. У Аси с лепилой Первого лагеря Георгием Горчаковым (статья 58, 25 лет) была одна фамилия. Вычислить их родство ничего не стоило.

Валентин без нужды не выпускал их из дома, сам ходил в магазин и по мелким делам. Он разыскал медсестру из горчаковского лазарета и передал с ней записку:

«Георгий Николаевич, это бакенщик Валя Романов. Я в Ермаково. Очень надо бы повидаться. Скажи, где и когда».

Их адреса в Бакланихе он не дал – Горчаков мог прийти, когда его не было, а этого Валентин не хотел. Все ждали этой встречи, и все, даже Валентин, ее опасались.