Книга Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ah! contre les douleurs il n`y a pas d`autreasile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища. ]
Жюли сказала, что это прелестно.
— II y a quelque chose de si ravissant dans lesourire de la melancolie, [Есть что-то бесконечно обворожительное в улыбкемеланхолии, ] — сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
— C`est un rayon de lumiere dans l`ombre, unenuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible.[Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает навозможность утешения. ] — На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d`une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me seraitimpossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombreretraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меняневозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение. ]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальныеноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение отволнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли иБорис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных,понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным,составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, чтоотдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса).Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела наутонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
— Toujours charmante et melancolique, cettechere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли. ] —говорила она дочери. — Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Онтак много понес разочарований и так чувствителен, — говорила она матери.
— Ах, мой друг, как я привязалась к Жюлипоследнее время, — говорила она сыну, — не могу тебе описать! Да и кто может нелюбить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! — Она замолкала наминуту. — И как мне жалко ее maman, — продолжала она, — нынче она показываламне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё самаодна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Онкротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногдавыспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своегомеланхолического обожателя и готова была принять его; но какое-то тайноечувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к еененатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящейлюбви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни икаждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам ссобою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствииЖюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, наее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность измеланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия,Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно ввоображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений ираспределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса ииногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женскоесамообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчивтолько от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность,и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В тосамое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собойразумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданнооставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
— Mon cher, — сказала Анна Михайловна сыну, —je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour luifaire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князьВасилий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли. ] Ятак люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? — сказалаАнна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весьэтот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные ужеи употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений вруках другого — в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Онпоехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила егос веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело былона вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехалс намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, онраздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легкомогут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависиттолько от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что этоправда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоесткаждому.