Книга Великие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

Теперь Павел, опасаясь, что слишком самостоятельная жена может подвести его и навлечь на них гнев матери, старался обезопасить себя от повторения этого.

Чего же еще ждал он от жены? Прежде всего соблюдения всех обрядов православной церкви, причем «необходимо, чтобы у нея по этому поводу никогда не сорвалось с языка ни перед кем насмешки, порицания, жалобы и т. п., и чтобы она даже не выслушивала шуток, которыя многие позволяют себе у нас относительно религии». Далее «быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее». Затем он предупреждает будущую жену: «Так как принцесса не может иметь никаких личных целей, то ей не придется что-либо скрывать от ея величества. Поэтому она хорошо поступит, говоря ей всегда откровенно все то, что у нея будет на душе; это (не говоря уже об интригах) будет гораздо лучше для ея собственнаго спокойствия».

В третьем пункте Павел касался собственных отношений с супругой. Он начинался такими грустными словами: «Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности», а далее требовал, чтобы принцесса своим поведением заслужила его дружбу и доверие, и честно сознавался: «Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы, чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразить иногда даже, быть может, довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, уменья одеваться и т. п.», и предостерегал принцессу от того, чтобы она выбирала среди придворных посредников, «потому что это не отвечает тому расстоянию, которое должно существовать между особою ея сана и моего и подданным».

И снова он просит не заводить дружбы при Дворе, не принимать прошений и жалоб от народа, не вести не относящихся к делу разговоров с прислугой. Он словно пытается заключать великую княгиню в хрустальный футляр, чтобы ее ничто не могло коснуться и чтобы она сама не могла неосторожным словом или даже жестом навредить себе или ему.

Далее он учит принцессу экономить и рассчитывать расходы, чтобы никогда не залезать в долги и вместе с тем не прослыть скупой. «Надобно привыкнуть самой принимать счет всего израсходованного, проверять итоги и таким образом самой привыкнуть к порядку и сдерживать и внушить страх тем, кто нашел бы для себя выгодным представлять не особенно верные счеты, ссылаясь на ошибки в вычислениях, что случается очень часто». Совет очень злободневный, так как Екатерина чем дальше, тем больше гневалась на сына, а разгневавшись, урезала его средства.

И, конечно, великая княгиня должна строго соблюдать распорядок дня, принятый во дворце, чтобы не вызвать нареканий. «Я советовал бы принцессе вставать довольно рано, чтобы иметь время причесаться, употребить час или два на занятия и затем окончить свой туалет вполне, тем более что мое собственное препровождение времени распределено так, что, начиная с девяти часов, когда я бываю совсем одет, и до полудня, у меня нет ни минуты свободной (это касается вставания). Я убедительно прошу ее быть готовой к полудню, а по воскресным и праздничным дням к 10 часам. В послеобеденное время я прошу ее заниматься также чтением, музыкой и иными предметами, которые она сама найдет полезными и приятными; в числе утренних занятий я прошу принцессу назначить известные часы на русский язык и другия занятия для того, чтобы приобрести некоторыя познания по части истории, политики и географии нашей страны, а также относительно религии и церковных обрядов. Что касается тех лиц, которыя будут допущены в ея интимный круг, то, приняв во внимание, что принцесса будет иметь дома весьма мало свободнаго времени от занятий, а остальное время будет проводить с гостями, я полагаю, что она будет рада провести несколько минут в день одна, сама с собою, и не думаю поэтому, чтобы принцесса сама особенно пожелала, чтобы при ней постоянно находились посторонния лица. Кроме того, я должен предупредить ее, что всякий интимный кружок, составленный из иных лиц, нежели тех, которые так или иначе должны составлять его по своему служебному положению, становится подозрительным в глазах публики и дает повод к пересудам, как бы ни была невинна его цель, тем более что всякая личность, входящая в интимный круг, считается допущенной в него предпочтительно перед другими, а это возбуждает, само собою разумеется, зависть и, следовательно, дает повод к неудовольствию, чего, как я уже сказал выше, принцесса должна всячески избегать. Часы обеда и ужина должны быть строго определены и соблюдаться как по отношению к посторонним, так и по отношению к нам самим; ссылаюсь на сказанное мною выше, в этом же пункте. Что касается времени отхода ко сну, то я прошу принцессу подчиняться моей привычке к регулярной жизни (которая вначале покажется ей, быть может, стеснительной), тем более что в видах моего здоровья и моих утренних занятий я не имею возможности, несмотря на мои молодые лета, бодрствовать ночью. Наконец, я прошу ее никогда не делать, даже в ея собственной комнате, ничего такого, что имело бы вид таинственности или желания сделать что-либо тайком, ибо это более чем что-либо подстрекает любопытство своею таинственностью и заставляет делать не особенно лестныя предположения, ибо всякий говорит себе, что у кого чиста совесть, тому нечего бояться и, следовательно, прятаться от кого-либо».

Позже Мария Федоровна написала на этом документе: «Инструкция, которую великий князь начертал для меня, прежде чем меня узнал, и которую он передал мне в Рейнсберге. Благодаря Бога, она мне не понадобилась, так как моя привязанность к нему всегда побуждала и всегда будет побуждать меня предупреждать его желания; муж мой сознал сам, что требования, им предъявленныя, были ему внушены злополучным опытом его перваго брака». А Павел приписал ниже: «Я не стыжусь в этом перед Богом и совершенно отказался от мыслей, внушенных мне моим злополучным опытом. Я обязан сделать это признание такой супруге, как моя, которая обладает добродетелями и достоинствами и которую я люблю всем сердцем».

На самом деле даже строгое соблюдение этой инструкции не помогло поддерживать мир во дворце. Правда, в начале, сразу же после приезда принцессы, там царила идиллия.

Вот София Доротея, еще невеста, посылает к цесаревичу записку после визита Екатерины: «Императрица только что вышла от меня; Боже мой, какая она чудесная; я обожаю, до безумия люблю ее; это посещение доставило мне такое большое удовольствие, что я захотела тотчас же уведомить вас о том, так как хочу разделить с моим дорогим князем все мои хорошия мгновения: маленькое следствие дружбы, которую я испытываю к нему».

Цесаревич тут же послал эту записочку императрице, сделав на ней приписку: «Я посылаю вашему величеству результат посещения, которое вы только что сделали».

Екатерина же ответила: «Я тоже сообщу вам о результатах и посещения и письма – обоих вас я люблю от всего сердца».

А вот принцесса снова пишет жениху: «Я не могу лечь, мой дорогой и обожаемый князь, не сказавши вам еще раз, что я до безумия люблю и обожаю вас: моя дружба к вам, моя любовь, моя привязанность к вам еще более возросли после разговора, который был у нас сегодня вечером. Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать вам; вся моя жизнь будет служить вам доказательством моих нежных чувств; да, дорогой, обожаемый, драгоценнейший князь, вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить вам доказательства той нежной привязанности и любви, которыя мое сердце будет постоянно питать к вам. Покойной ночи, обожаемый и дорогой князь, спите хорошо, не беспокойтесь призраками, но вспоминайте немного о той, которая обожает вас».