Книга Ресторан "Хиллс" - Матиас Фалдбаккен

– Привет! – говорит она. Эдгар тоже в настроении.

– Делай уроки, Анна, – говорит он.

Анна не артачится, сразу же достает свои учебники, включается в учебу немедленно, никаких тебе «(тяжкий вздох) придется приниматься за дело»; одно удовольствие наблюдать за тем, как она без всякой волынки берет быка за рога. Да и к чему тянуть, медлить? Забинтованную руку я плотно прижимаю к левому бедру.

– Папа говорит, что ты здорово играешь на пианино.

– Вовсе нет, – говорю я. – Я не учился играть на пианино. А что тебе задано на дом?

– По математике.

– Какой раздел?

– Геометрия.

– Ну это просто.

– Да… только циркуль вихляется, когда мне нужно рисовать окружности. Разболтался.

– Дай-ка посмотрю.

Она лезет в пенал за циркулем, и я ощущаю дуновение знакомого аромата. Отчетливый запах школьной поры, смесь карандаша и стирательной резинки. Значит, в этом ничего не изменилось. Карандаш и резинка. Не может быть. Я беру циркуль в руки: он совсем расшатался, а расшатанный циркуль, как всем известно, страшно выводит из себя, ужас что такое. Если циркуль расшатан, то это что угодно, только не циркуль.

– Пойду попрошу повара подтянуть его, – говорю я.

Повар на кухне кивает и, не проронив ни слова, заворачивает винтик циркуля кончиком наидрагоценнейшего хенкелевского ножа; потом возвращается к требующей отточенного мастерства обжарке турнедоса. Я уже утратил восприимчивость к запахам блюд, приготовляемых нашим поваром, однако знаю, что именно это исключительно ароматно. Но, господи, неужели же я забыл написать и турнедос, и кок-о-вэн на доске, где рекламируются блюда дня? Я хватаю мелок с блюдечка, стоящего позади катушки с кухонной нитью для мясных блюд. Пересекаю ресторанный зал, и тут Братланн ни с того ни с сего вопит «давай Сержа!»; это значит, что наверху, на антресолях, нашем внутреннем балконе, старый Юхансен должен переключиться на Рахманинова: это будет концерт № 3 для фортепьяно, Братланновский любимый. Я прихватываю бутылки с «моретти» и шардоне и помогаю им, словно трем синичкам на кормушку, без задержки приземлиться перед носом Братланна, Рэймонда и Селлерса. Потом отношу циркуль малышке Анне.

– Что происходит? – спрашивает Эдгар.

– А что происходит? – Я вскидываю брови и стараюсь сообщить лицу приподнятость, не дать ему сложиться в мрачную напряженную мину.

– Вид у тебя какой-то загнанный.

– Да тут у нас сложилась одна ситуация.

– Какая такая ситуация?

– Незначительная ситуация.

– Понятно.

У Эдгара не хватает терпения пробить мой антикоммуникабельный настрой. Он пожимает плечами. Анна свежеподтянутым циркулем с увлечением выводит идеальные круги. Боковым зрением я вижу, что Дама-детка подозвала и не отпускает дурно вышколенную Ванессу. Долго ей что-то втолковывает, не похоже, чтобы это был заказ. Что там еще она внушает Ванессе?

– Анна решила, кем она хочет стать, – говорит Эдгар.

– Ага? – говорю я. – Геометром?

– Нет такого слова, геометр, – говорит Анна.

– А кем ты хочешь стать?

– Парфюмистом.

– Парфюмистом?

– Да.

– Нет такого слова, парфюмист, – говорю я.

– Я хочу работать в магазине парфюмерии.

– Хочешь стать продавцом парфюмерии?

– Да.

– Но это совсем не то, что парфюмист.

– Ну ладно, тогда продавцом парфюмерии.

– Если слово парфюмист есть, то оно должно значить «тот, кто делает духи», – говорю я.

– Это называется парфюмер, – говорит Эдгар.

– Да, конечно.

– Или nez.

– Нэ. Нос по-французски. Человек, у которого хорошо развито обоняние, – говорит Эдгар.

– Я не нэ хочу стать, – говорит Анна. – Я хочу работать в парфюмерном магазине.

– И почему же?

– А те, кто там работает, такие веселые.

– Правда, – говорит Эдгар. – Они веселые.

– Ты хочешь быть веселой, – говорю я.

– Да, – говорит Анна, – когда работают в парфюмерном магазине, становятся веселыми.

– Пожалуй что так.

Эдгар рассказывает, что они намедни заходили в парфюмерный магазин. И его (их) поразило, какой невероятно позитивный настрой у работающей там дамы. Она была такой непостижимо радушной, говорит он, и Анна кивает. Так и надо, торговать тем, что хорошо пахнет и приносит людям радость, говорит Эдгар. Это замечательно. Анна кивает. Мы потом еще обсудили, говорит Эдгар, какая она была добрая и приятная. И у ортодонта та же история. Девушка в приемной такая безгранично приветливая. Зубы надо выравнивать, чтобы они стали ровными и выглядели привлекательно. И это нужно делать как следует: не переусердствовать, но и не схалтурить. Нужно достаточно мастерства, чтобы люди уходили домой с ровными зубами или приятным запахом. А на выходные нужно стремглав мчаться на дачу или в другое приятное место. Желательно каждую неделю. А кроме этого, нужно серьезно относиться к праздникам и торжествам. Полностью погружаться в приготовления к Рождеству. Безудержно наводить красоту. Чтобы не подкачать с Рождеством. Чтобы отпраздновать с размахом. А как придет время, не скупиться на пасхальные яйца и масленичные прутики. Я считаю, что это – источник счастья. Я серьезно, говорит Эдгар.

– А за чем вы заходили в парфюмерию? – спрашиваю я. Эдгар мешкает с ответом.

– Купить кое-что для одной приятельницы.

– А, вот как, – говорю я.

– Мускус, – говорит Анна.

– Мускус?

Всех приятельниц Эдгара я знаю. Ни одной из них мускус он не стал бы покупать, это уж точно. Интересное дело. Оно повисает в воздухе вместе со всем остальным, что уже витает в воздухе. В воздухе много чего витает. Бывает ли, чтобы в воздухе ничего не витало?

– Что за приятельница?

– Ты ее не знаешь.

Анна поочередно ставит одну ножку циркуля перед другой, и циркуль шагает по странице черновой тетради словно худющий парень на негнущихся ногах, в его неуклюжести я узнаю свою. С возрастом у меня развилась неуклюжая походка. Если мне нужно развернуться на сто восемьдесят градусов, то вместо того чтобы решительно повернуться разом, я делаю несколько неуклюжих вспомогательных шажков.

Селлерс подзывает меня движением руки. Протрезветь он не протрезвел, но и сильнее не набальзамировался, достигнув определенного уровня, так сказать. А теперь захотел поесть.

– Что вам принести? – говорю я Эдгару с Анной. – Мне нужно идти работать.

– Я хочу лазанью, – отвечает Анна.