Книга Обещание нежности - Олег Рой

— Значит, Лермонтов, Некрасов и Белинский, — пробормотала она вслух. — А мы в последнее время все больше Пушкиным занимались… Ну что ж, ничего не поделаешь. Значит, так тому и быть.

И, быстро сложив листок так, что Андрей едва успел приметить названия конкретных произведений, она бережно спрятала его обратно в конверт и сунула бумаги в нижний ящик стола.

— Все нормально, — весело сказал он Павлику, выскользнув из учительской и вернувшись обратно в свое тело. — Я все видел.

Он хотел сообщить ему темы, которые были напечатаны на сером канцелярском листке, — и запнулся, наткнувшись взглядом на совершенно белое лицо брата.

— Ты что? — испугался Андрей, импульсивно схватив Павлушку за руку. Ему казалось, что, если не поддержать его сейчас, мальчик просто упадет в обморок. — Ты плохо себя чувствуешь?

— Я пытался поговорить с тобой, — еле выговорил бледными, трясущимися губами Павлик. — Ты не слышал меня. Я потрогал, а ты… ты как тряпичная кукла. Ты был как будто мертвый, Андрейка…

Андрей даже вспотел от напряжения. Вот черт! Как же он не подумал о том, какое впечатление произведет все это на братишку?! Но он ведь и не знал, как выглядит его «оболочка» со стороны в то время, когда он сам мысленно разгуливает где-то в другом месте. Для этого, собственно, ему и нужна была помощь Павлика — чтобы удостовериться в каких-то вещах, которые он не мог выяснить без свидетеля.

— Ты не беспокойся обо мне, — и он тихо привлек к себе мальчика. — Со мной все бывает в порядке в это время. Просто меня тут не было, понимаешь?

Губы Павлика все еще тряслись, но, успокоившись в таких знакомых и таких бережных руках старшего брата, он уже сумел робко спросить:

— Тебе правда не было больно?

— Правда. Ни чуточки.

— И ты действительно… Ты был там, в учительской? — Его голос понизился до шепота, и Андрею опять показалось, что младший брат находится на грани нервного срыва. А потому он уже жестче тряхнул его за плечи и громко сказал:

— Действительно. И я все знаю про ваши завтрашние сочинения.

Улыбка Павлика показалась ему на этот раз лишь бледной копией его обычной жизнерадостной и бесшабашной улыбки. И все же брат улыбался. А потом, уже окончательно приходя в себя, он поинтересовался с искоркой недоверия в глазах:

— И про кого же мы будем писать?

— А вот это я скажу тебе дома, — пообещал ему Андрей. — Пойдем отсюда, а то Викуля скоро выйдет из учительской и опять примется нас расспрашивать.

На следующий день Павлик, отправившийся в школу во всеоружии знаний о Лермонтове, Некрасове и Белинском, вернулся с занятий каким-то притихшим и непохожим на себя.

— Ну, что? — спросил его Андрей, отчего-то волнуясь, как будто он сам сдавал в тот день трудный экзамен.

— Ты — гений! — торжественно заявил ему брат. — Теперь я тебе верю.

А потом помолчал и еле слышно добавил:

— И еще, Андрейка… Еще я тебя теперь… боюсь.

Глава 8

Впрочем, Павлик быстро привык. Страх его улетучился так же внезапно, как и появился, и мало-помалу благоговейное отношение к чудесному дару брата сменилось детским легкомыслием и беспечной уверенностью во всемогуществе Андрея. Теперь он смотрел на все происходящее как на дивное приключение, новую забавную игрушку и неустанно изобретал все новые и новые шалости, буквально требуя от старшего брата каждодневных доказательств его нежданно открывшихся способностей творить чудеса.

— А давай посмотрим, чем мама занимается на работе! — говорил он, и его глаза восторженно загорались от предчувствия каких-нибудь открытий.

— Да мы ведь знаем, чем она там занимается, — пытался увильнуть Андрей. — Ты что, забыл, как она брала тебя в лабораторию? Ну, смешивает там вещества всякие в пробирках, исследует новые соединения под микроскопом… Что в этом интересного?

— Да нет же! — сердился Павлик. — Мне интересно не то, что она нам показывает, а какая она без нас бывает одна, во взрослом мире, понимаешь? Ну, вот, как она на совещании сидит, как с людьми разговаривает…

— Ага, и как ее начальство ругает… да? — поддразнивал старший брат.

— Ну, Андрюш! Ну прошу же тебя…

И Андрей сдавался. Уходя в себя и впадая все в тот же молчаливый транс, который больше не пугал Павлика, поскольку стал для него привычным, он тратил на эти ненужные путешествия во времени и пространстве массу душевных и физических сил. Бледность, холодный пот и ощущение полной опустошенности всякий раз после «возвращения» доводили его до полуобморока. Но теперь он научился справляться с собой, скрывать свою слабость. И со всякими забавными подробностями рассказывал младшему братишке о том, как мама разбила только что пробирку в лаборатории, и о том, как она отчаянно чертыхалась по этому поводу (она никогда не позволяла себе при детях подобных выражений) и как утешала ее тетя Люда, работавшая вместе с ней и заходившая иногда к Сорокиным в гости… А наградой за все его старания, за эту полуобморочную слабость и металлический привкус во рту ему были восторженный взгляд Павлика, его безраздельное внимание и детская радость.

— А давай… — говорил Павлик уже на другой день и вновь и вновь предлагал очередные выходки. Он готов был экспериментировать бесконечно, и надо признать, что именно его неуемное любопытство, его желание досконально разобраться в границах возможностей старшего брата действительно помогли Андрею оценить масштаб собственного дарования и понять, на что он способен.

— Давай попробуем сделать так, чтобы ты что-нибудь принес сюда из своего путешествия. Переместил вещь в пространстве, понимаешь? — с заговорщическим видом шептал Павлик, и Андрей очень быстро выяснял, что переносить вещи из одного места в другое ему пока не под силу. Эти эксперименты один за другим кончались неудачей, а чувствовал себя после них он хуже, чем обычно.

— Ну, тогда давай по-другому. Вот скажи: просто потрогать там вещи ты можешь? — любопытствовал его неуемный братишка. — Не получается притащить их сюда, так хотя бы подвигать из стороны в сторону там, на месте?

Оказалось, что это вполне возможно, но требует от Андрея массы сил. Он вспомнил, как когда-то дразнил отца, мысленно передвигая на кухне его зажигалку, и понял, что в максимально знакомом месте, в пространстве родной квартиры вещи подчиняются ему куда охотнее, чем где-то еще; казалось, что дома ему действительно стены помогают. А вот в чужом помещении с незнакомыми людьми и предметами это было действительно трудно.

Впрочем, не успевал он натренироваться в этой новой своей способности, как Павлик предлагал ему еще какую-нибудь выходку.

— А можешь ты переместиться не в земное какое-нибудь место, а, например, в космос? — загорался он Через день очередной безрассудной затеей. — Вот, скажем, на Марс или на Юпитер? Помнишь, как ты раньше мечтал иметь подзорную трубу, дорогущую, настоящую астрономическую, какие и в магазинах-то не продаются? Теперь же ты можешь наблюдать за звездами и без ее помощи, самостоятельно приближаясь к ним. Ведь можешь же, да?