Книга Я превращаюсь в дождь - Эльвира Смелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олеся отрицательно мотнула головой. После студии, после яркого света ламп и свежезаваренного чая она до сих пор не остыла. Застегнула молнию просто по привычке, а иначе бы так и шла нараспашку. Лицо по-прежнему пылало, и ладони были горячими. Горяченными. Если взять в руки сосульку, она бы наверняка растаяла в один момент.
Куртку тоже сгрузили на Егора. Он сделал недовольное лицо, но не возразил.
И опять камера щелкала, фиксируя мимолетные мгновения, запоминая Олесю такой, какой она уже никогда больше не будет. Можно бесконечно повторять одно и то же движение, и все равно каждый раз оно будет другим и каждый новый миг будет другим. Только на фотографии он застынет, окажется неизменным. Олеся, идущая по дорожке, стоящая возле старой ивы, прислонившаяся к ее толстому стволу в крупных складках коры. Олеся с кленовым букетом, радостно подпрыгивающая, резко оглянувшаяся на неожиданный оклик, так что волосы взметнулись.
– А теперь посмотри на небо! – скомандовал Паша.
Олеся запрокинула голову, и тут, словно только того и поджидал, ветер пробежался по вершинам деревьев, срывая листья, и они закружились золотой вьюгой, посыпались на девушку, украдкой касаясь ее волос, плеч, рук.
– А-а-а! – восторженно выдохнул Паша, нажимая на кнопку спуска.
Один листочек спланировал прямо в ладони, и Олеся поймала его. Березовый – маленький, насыщенно-желтый, пергаментный, с аккуратно вырезанными зубчатыми краями.
В этом моменте было что-то особенное. Эффектный заключительный аккорд, после которого хочется тишины, чтобы услышать, как отголоски музыки, проникшей внутрь тебя, соединились с чувствами и мыслями. Паша выпустил аппарат из рук, тот качнулся на ремешке и замер, словно уставший человек, расслабленно откинувшийся на спинку кресла, прикрывший глаза. Точнее, один большой внимательный глаз, столько времени без устали подмигивавший Олесе.
– Ладно, ребят, заканчиваем. – Паша глянул на часы. – И так переработали, у меня уже молодожены скоро. – Повернулся к Егору. – Я вначале сам отсмотрю, потом тебе звякну. И мне кажется, все получилось. Если заказчик не одобрит, сильно обижусь. Но думаю, одобрит. Олесь, ты – супер. В общем, я пойду, а вы – как хотите. Можете еще погулять. – Он улыбнулся. – Пока.
Погулять? Ну да, наверное. Чтобы прийти в себя, перевести дух, может, даже закрыть глаза, а открыв, снова оказаться в привычном мире. Ведь то, что происходило последние три часа, – совсем другая реальность, Зазеркалье. Олеся раньше и представить не могла, что способна позировать перед камерой, почти не смущаясь. Нет, это точно не она. Антипод. Но стоит ли опять меняться местами?
Она опустилась на ближайшую скамейку, уперлась ладонями в сиденье.
Закрывать глаза или не закрывать? Возвращаться или нет? Остаться? Мир вокруг не так уж отличается от обычного. То есть совершенно не отличается. Те же деревья, та же трава, дорожки, небо в ажурной пелене облаков. И Егор тот же, как всегда. Он не стал садиться, зашел сзади, накинул Олесе на плечи куртку, облокотился на спинку скамейки:
– Ну и как тебе?
Олеся задумалась на мгновение и призналась честно:
– Как во сне.
– Во сне? – переспросил Егор, насмешливо улыбнулся уголком рта, а потом…
Протянул руку, отодвинул волосы, стремительно наклонился и прикоснулся к Олесиной шее. Не рукой. Сильно сдавил губами кожу, так что в какой-то момент стало даже больно, и вдох получился судорожным и слышным. Олеся отпрянула, хотела оттолкнуть Егора, но он и сам уже отодвинулся, выпрямился, засунул руки в карманы, глянул невозмутимо:
– Проснулась?
Она смогла только посмотреть, и, наверное, в ее глазах отразилась сразу тысяча самых разных чувств. А слов не нашлось, сказать не получилось. Но неужели Егор и так не понял бы, что Олеся хотела не ответить, а тоже спросить?
Может, и понял. Скорее всего. Но нарочно не обратил внимания на вопросы в ее взгляде. Задал свой, беззаботно-невинный:
– Домой-то идем?
Они встретились перед уроками на школьном крыльце, Олеся и Лара. Оказались перед ним одновременно и вместе поднимались по ступенькам. Они и раньше не обменивались «приветами», и сегодня Лара, не здороваясь, спросила:
– Тебя ведь тоже вчера в школе не было?
– Не было, – подтвердила Олеся.
Наверное, Лара ждала, что она сама назовет причину, но Олеся не собиралась делиться, и пришлось опять спросить:
– Почему?
– Ну-у… – Все равно она не скажет правду. Не потому, что стесняется, а потому, что всем не обязательно знать. – В больницу ходила.
– Понятно. – Лара усмехнулась, посмотрела пронзительно.
И дальше они шли вместе до гардероба и там уже наткнулись на Егора.
– Привет, – бросил он бесстрастно, сразу отвернулся, не выказав абсолютно никакого интереса.
Олеся расстегнула куртку, смотала с шеи шарф и поймала еще один Ларин взгляд, на этот раз въедливо-озадаченный.
– Это у тебя что?
– Где?
– На шее. – Лара произнесла эти слова медленно и четко, поморщилась брезгливо.
– На шее?
С какой стороны, Олеся определила не только по направлению взгляда. Ладонь поднялась неосознанно, накрыла то самое место, к которому вчера прикасались чужие губы, и сразу скользнула вниз, словно испугалась, что выдала тайну неосторожным движением.
– Ага, именно там, – презрительно подтвердила Лара. – Засос? Да?
– Чего, серьезно? – Егор моментально оказался рядом. – Я тоже хочу посмотреть. – Он протянул руку, отодвинул Олесины волосы, уставился с удивлением и любопытством, как будто действительно ничего не знал, уточнил у Лары: – Думаешь?
Но та его не слышала.
– Это теперь в больницах в обязательные процедуры входит? – поинтересовалась она зло и холодно, глядя Олесе в лицо.
Но тут опять вмешался Егор:
– Это ты о чем сейчас? Какие больницы?
Лара опять не удостоила его вниманием, не стала отвечать, даже не посмотрела в его сторону, выдохнула сердито, стиснула зубы, так что стало хорошо заметно, как напряглись мышцы на лице. Потом резко развернулась, зашагала к лестнице.
А Олеся почти не слышала разговора, не вникала в происходящее, потому что пальцы Егора, отодвинув волосы, не отстранились, легли на шею, обжигали касанием. Но он сам будто не замечал этого, проводил Лару взглядом, недоуменно пожал плечами и только тогда убрал руку. А потом произнес с невозмутимым видом: