Книга Истоки медвежьей Руси - Марина Леонтьева

Все же смысл медвежьей лапы в погребениях, и особенно глиняных муляжей лапы во владимирских курганах, сетовал Н.Н. Воронин, пока не поддается раскрытию в полной мере. По его мнению, несомненно, что это не амулеты, носимые покойным при жизни, т. к. лапа не имела отверстий; причем сделана очень грубо и плохо обожжена, что говорит скорее об изготовлении ее специально для погребального ритуала, о чем говорилось выше. Для этой же цели изготовлялось и глиняное кольцо. Ученые не смогли дать однозначного ответа на вопрос, что оно могло символизировать. По сообщению Н.А. Гондатти, у остяков существовал обряд умилостивитильных приношений к убитому медведю, при котором на пальцы лап ему надевали кольца[130]. По сообщению того же графа Уварова, в одном из курганов вместе с кольцом и лапой медведя найдена монета короля Оттона I Великого (912–973), а в другом – куфическая монета X века.

Стоит отметить, что не только медвежья лапа использовалась для ритуальных обрядов. Человеческая кисть руки, конечности других животных, лап птиц, как считает научный сотрудник Института археологии РАН А. Варенов, издавна считались символом защиты – оберегом. Наскальные изображения человеческой руки есть еще на палеолитических пещерных рисунках. Но даже в более позднее, христианское время Богоматерь Оранта, например, всегда изображалась с поднятыми руками, ладонями к зрителю – жест защиты, благословения. Такую же защитную функцию выполняли, считает ученый, и камни – «следовики», то есть валуны с отпечатками кисти рук наиболее почитаемых в XIII–XVII веках святых. Для этих же целей финно-угорские народы навешивали лапчатые привески к амулетам и носили на своей одежде. До настоящего времени у русских в избе над дверью вешается конская подкова, которая должна уберечь дом от невзгод и приносить счастье их обитателям[131].

Но вернемся к нашим медведям. Пытаясь раскрыть тайну медвежьих лап, найденных в курганах, Уваров указывал на основное произведение карело-финского эпоса – «Калевалу», в которой ясно выражено почитание медведей, других животных, и, отмечая особое значение у финно-угорского племени мери медведя и его когтей, делал вывод, что в этих верованиях отразились представления «древних финнов», уже изменившиеся под влиянием «славянской мифологии»[132].

В поверьях русского народа медвежьи кости, а в особенности лапа и коготь, играли большую роль. Медвежьи лапы или когти, по сообщению Б.Д. Зернова, вешались еще в начале прошлого века в качестве «скотьего бога» во дворах крестьян бывшего Дмитровского уезда. Там же в целях усмирения дворового духа приводили во двор медведя[133]. Медвежьим когтем лечили коров – «помочь от него, как корову нокоть (болезнь скота) хватит и тем де ногтем по спине трут»; еще в XVII веке существовало поверье, что голова медведя, зарытая в землю, способствовала увеличенью поголовья скота в хозяйстве[134]. Но самое интересное, что имя медведь являлось табуированным, т. е. запрещенным, его нельзя было называть прямо, а говорить полагалось только завуалированно, иносказательно.

Выше мы останавливались на происхождении и значении слова табу. Запрету могли подвергаться названия не только животных, но и вещей, событий, дней, времени суток, не только имен существительных, но и даже глаголов, например, вместо – умер, полагалось говорить преставился, отдал Богу душу. По этой причине многие прарусские слова утрачены навсегда, те же названия животных и растений. Никогда мы уже не узнаем, как первоначально они назывались нашими предками многие тысячелетия назад, и только по одной причине – существованием различных запретов – табу на их имя.

Такие запретные слова существовали не только у наших пращуров, но и в языках почти всех народов земли. В начале прошлого века об этом же писал замечательный русский этнограф Д.К. Зеленин: «Хотя на территории восточной Европы и северной Азии живут разноплеменные народности – славянские, финно-угорские, яфетические, турецкие, монгольские и иные, – но в отношении табу слов у них больше общего, нежели отличного»[135]. И в большинстве они были связаны с их верованиями, получившими свое начало в глубокой древности, вероятно, от тех же мустьерских охотников, поклонявшихся своему тотему – медведю – великому предку человека.

Запретными или подставными именами Д.К. Зеленин называл те, которые употреблялись взамен запрещенных слов. Итак, начнем с народов самой окраины России.

Широко было распространено у тунгусов название медведя стариком (отырку, атикан) или черным зверем (кара-гурусу), гольды называли его черным стариком (сахар-мафа). Кроме того, существовали у тунгусов и другие подставные слова для медведя: мохнатый, живущий в кедровнике, сгорбленный, кургузый, косой, косыгин, четверорукий и т. д. Отправляясь на охоту, тунгус никогда не произносил слова медведь (амикан — батюшка, отец), а говорил иносказательно: «пойду промышлять» или «пойду промышлять сало», что нужно понимать, как охотиться на медведя.

Якуты называли медведя эсэ, что дословно переводится как родной дед, но это название медведя неохотно употреблялось северным народом, т. к. «имя это нехорошее, и зверь на него сердится», поэтому якуты употребляли еще и иные выражения. Например, якуты с Вилюя называли медведя словом прадед, а белого медведя – белый дед.

Селькупы, как и другие народы Севера, с особым почтением относились к медведям. Потомки медвежьего рода с реки Тым в Томской области называли медведя – мой младший брат (ман мыдамы). На средней Оби медведь до сих пор именуется – большой старик (варг ар). Этим названием подчеркивается мудрость и сила этого зверя. Кроме того, у селькупов (да и не только у них) наблюдался пережиток еще одного табу, связанного с культом медведя – запрет есть медвежье мясо, поскольку считалось, что медведь – почти как человек, рожденный селькупской женщиной. Это привело к тому, что в 20-х годах прошлого столетия их развелось очень много и они наносили значительный урон хозяйству селькупов[136].