Книга Между небом и тобой - Лоррен Фуше

Проверяю, все ли там, в кастрюле, идет как надо.

– Только не обварись, пожа…

И вдруг он как замолчит посередине слова и как уставится на шрам у моего левого глаза. Мы никогда с ним об этом не заговариваем. Он тогда сказал, что я умница, раз не растерялась и полила себе лицо, а Лу руки холодной водой, намазал мне ожог биафином[66], и все. Больше об этом ни слова. Запретная тема.

– В тот день, когда кот опрокинул турку… – говорит Жо и смотрит мне прямо в глаза.

– Это было давно.

– Вы тогда обе обварились – ты и твоя бабушка.

– Там был солнечный зайчик, Трибор подумал, что это мышь… Слушай, Жо, это плохое воспоминание, мне от него ужасно грустно.

Он опять молчит и больше не вспоминает. Потом мы вместе вытаскиваем чумпот из воды, а тут как раз приходит с работы мама. Много мы съесть не смогли, от чумпота сразу делаешься сытый, а Жо говорит, что от него еще и склеиваются артерии, но все-таки это невозможно вкусно. Завтра мы его прикончим – нарежем на кусочки и, окуная каждый в горячее растопленное масло, доедим.

А пока Жо просит меня сгонять на велике в твой пансионат и отвезти кусок чумпота даме, которая играла с тобой в «корову» и скрэбл.

Шарлотта – Везине

Мама опять заходила за мной в школу…

Дома я бросаю портфель у входной двери и бегу на кухню. Там на столе лежит конверт, на нем – мое имя. Письмо пришло с Груа, но почерка я не узнаю. Грэнни писала мне, а Грэмпи только подписывался.

«Дорогая Шарлотка-с-Грушами, сегодня день рождения твоей бабушки. Она хочет, чтобы ты и Яблочная Плюшка приготовили каждая по чумпоту. Я переписал для тебя рецепт. Целую».

Протягиваю письмо маме.

– У твоей бабушки, детка, к концу жизни все в голове путалось. Надо же такое придумать! Иди лучше посмотри телевизор. Нет, ну какая дурацкая идея! Детям нельзя готовить, это опасно!

– А Грэмпи сказал, надо сегодня.

– У нас нет вержуаза.

– Есть! Вон он там, на верхней полке! Грэнни когда-то принесла. Потому что папа обожает чумпот.

Мама понимает, что я не сдамся, и вздыхает:

– Ладно. Я приготовлю, а ты посмотришь, как это делается.

– А Помм ни за что не согласится только «смотреть, как делается»!

– Ты видела, что у нее около самого глаза? Ожог! Вот что бывает, когда детям разрешают подходить к газовой плите! Ладно, так и быть, отрежь масла, только острый нож не трогай. И подальше от огня.

Могу я быть этим довольна? Но что остается? Смотрю, как она готовит.

– А мы будем его есть вечером все втроем?

– Папа вернется поздно, ты уже будешь спать, моя печень не терпит жирного, а дети от сахара покрываются прыщиками. Но ты съешь кусочек.

Ну я и дура, и зачем только сказала Помм, что, может быть, она мне не сестра! Иногда я просто все силы прикладываю, чтобы люди меня возненавидели. И если сделаю кому-нибудь гадость, мне становится легче.

– Когда мы вернемся на остров? Я хочу к Помм!

Мама до сих пор не простила сестре той нашей прогулки на велике.

– Она плохо на тебя влияет. И ты не нуждаешься в друзьях, поскольку у тебя есть я. Мама в жизни бывает только одна, понимаешь?

Лу – там, куда попадают после

Сегодня у меня день рождения. У нас общий день рождения с Уинстоном Черчиллем. Как бы мне хотелось попробовать чумпот, который приготовят внучки… Хочешь сделать мне подарок, Жо? Не думай, тебе не надо записывать его длину, цвет, размер. Просто перестань поджаривать себя на медленном огне. И пей воду.

3 декабря

Жо – Париж, улица Монж

Наутро после твоего дня рождения мне было плохо, и я весь день пролежал в постели. Меня навестил мой коллега Алексис, он напомнил, что смерть от цирроза печени – не из самых приятных. Когда мы распрощались, я схватился за твой ежедневник, как утопающий цепляется за плот. Мой отец, оказавшись за бортом, наверное, так же хватался за что попало, прежде чем уйти на дно.

До весны ты была моим счастьем. В январе у тебя стала сдавать память, но меня это не насторожило, в марте ты порой начинала нести чепуху, но я отказывался это признать, в июне ты сорвалась с катушек и сразу же после этого уехала в пансионат.

Первую ночь там мы провели вместе – лежали рядом в твоей новой комнате. Здесь, в пансионате, ты в свои пятьдесят шесть оказалась моложе всех, и никто не понимал, почему ты уехала из дома. Никто, кроме твоего лечащего врача и меня. Мы слушали увертюру к «Силе судьбы» Верди и ели тартинки с паштетом из омара. Я умолял тебя вернуться, ты отказывалась. Помм и Маэль уехали на лето в Локмарию, ну почему, почему бы нам не пожить вдвоем в нашем доме? Ты упиралась. В Италии, желая удачи, вместо «ни пуха ни пера» говорят: in bocca al lupo, то есть «волку в пасть», – и слышат в ответ: crepi il lupo, «пусть волк сдохнет». Я плохо говорю по-итальянски и, наверное, сказал когда-нибудь вместо lupo — «Лу», накаркал…

Я никогда не изменял тебе, Лу, я никогда тебя не обманывал. А ты меня?

К половине десятого прибываю на улицу, где находится этот чертов отель, в котором у тебя «звтрк», то есть свидание. Кто это – Дэн? Я бы совсем взбесился, если бы остался сегодня на острове, я не мог, мне надо было узнать.

Вхожу в зал с выкрашенными охрой стенами, посередине – большой шведский стол. Пришедшие позавтракать всей семьей мечут на тарелки закуски, туристы заворачивают булочки в салфетки и прячут – возьмут с собой и будут лопать, когда в животе забурчит с голодухи. Сажусь у окна, заказываю эспрессо. Жду. А! Вот и он! Какой-то тип моих лет, с напомаженными и зализанными назад волосами, в облегающем пиджаке и остроносых ботинках! Пытаюсь пригладить свои торчащие во все стороны вихры, но ничего не получается. Тип садится, смотрит на часы, потом на экран мобильника. Он тоже ждет? Он не знает, что тебя уже нет? Он голодный, облизывается, глядя на закуски, но он, черт его побери, воспитанный, сидит и терпит.

Он отправляет эсэмэску. Ты ему точно не ответишь. Он недоволен, хмурится. Ему не нравится, когда женщина опаздывает. Еще чуть-чуть – и он тебя облает. А где он был месяц назад, когда тебя хоронили, этот идиот? Ты давно с ним знакома? Он один из твоих бывших, тот, с кем ты встречаешься каждый год в один и тот же день в одном и том же месте? После завтрака вы идете в его номер и занимаетесь там любовью? С прелюдией или без? Какие позы предпочитаете? Он молчит, подвывает или говорит не смолкая – комментирует каждое твое и свое действие? Обручального кольца у него на пальце не видно. Ты мечтала уйти от меня к нему? Рука дрожит, проливаю кофе на стол и брюки. Ко мне спешит официантка. А твоему хахалю наплевать. Пойду его кокну, хоть садистски порадуюсь. Встаю – нелепый, несуразный, с кофейным пятном на штанах, каждая нога весит тонну. Иду к нему. Сейчас, с улыбкой на устах, склонюсь над ним и – незаметно, но сильно – нажму на сонные артерии. Сердце замедлит ход, в мозгу нарушится кровообращение, я заору: «Не подходите, я врач!» – и поддержу его, когда начнет падать. А там будет видно. Твой прилизанный уткнулся в телефон и даже не замечает, что я все ближе. Протягиваю руки, становлюсь похож на фигурку из плеймобиля. Мимо меня проскакивает угловатая тетка с острым носом, на ней красное пальто, тетка накидывается с объятиями на прилизанного и визгливо объясняет на весь зал: