Книга Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича - Борис Соколов

В ночь с 3 на 4 марта дежурившим профессорам несколько раз казалось, что больной умирает. Утром 4 марта кем-то была высказана идея, нет ли у Сталина еще и инфаркта миокарда. Из Кремлевской больницы быстро прибыла молодая врач, сняла электрокардиограмму и заявила, что у больного действительно инфаркт. Это заявление повергло присутствующих в панику. Ведь «врачей-вредителей» обвиняли как раз в том, что они якобы умышленно не заметили инфаркт у Щербакова и Жданова. А в прежних медицинских заключениях о болезни Сталина ничего не говорилось о возможном инфаркте миокарда. Жаловаться на боли, характерные для инфаркта, Сталин, будучи без сознания, никак не мог. А лейкоцитоз и повышенная температура могли быть следствием как инсульта, так и инфаркта. Положение спас Мясников, заявивший, что имеющиеся во всех отведениях электрокардиографические изменения не характерны для инфаркта миокарда. Он назвал их «мозговыми псевдоинфарктными электрокардиограммами», сославшись на то, что его сотрудники из Военно-морской медицинской академии получали аналогичные кривые в экспериментах с закрытой травмой черепа. Он также высказал предположение, что такие кривые могут быть и при инсультах. Мясникова поддержали невропатологи, заявившие, что подобные изменения на ЭКГ действительно могут иметь мозговое происхождение. Вскрытие подтвердило это предположение Основной же диагноз – кровоизлияние в головной мозг – был вполне ясен и никем не ставился под сомнение. В итоге консилиум не согласился с диагнозом инфаркта миокарда. В диагноз был, впрочем, внесен новый штрих о возможности очаговых кровоизлияний в миокард в связи с тяжелыми сосудодвигательными нарушениями на почве кровоизлияния в базальные отделы мозга.

Утром 5 марта у Сталина появилась кровавая рвота. На этом фоне произошло выраженное снижение артериального давления. Эта рвота озадачила врачей. Дежуривший в тот момент Булганин, по свидетельству Мясникова, стал посматривать на профессоров с подозрением, если не со враждебностью. Он поинтересовался у Александра Леонидовича причиной кровавой рвоты. Тот указал на возможность мелких множественных кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера в связи с артериальной гипертонией и мозговым инсультом, приведшими к кровотечению. Предположительный характер вызвал у Булганина неадекватную реакцию. Он угрожающе заметил, что врачи пропустили у Сталина рак желудка.

По воспоминаниям А.Л. Мясникова, весь день 5 марта члены консилиума лично делали инъекции, писали дневник болезни, составляли бюллетени. А на втором этаже собрались члены ЦК. Члены Президиума ЦК подходили непосредственно к больному, люди рангом пониже смотрели через дверь. Как вспоминал Александр Леонидович, соблюдалась очень строгая иерархия: «Ближе всех находились Г.М. Маленков и Л.П. Берия, далее К.Е. Ворошилов, потом Л.М. Каганович, затем Н.А. Булганин и А.И. Микоян. В.М. Молотов в то время сам был нездоров, болел пневмонией после гриппа, но он тоже 2–3 раза приезжал на короткий срок». Последнее еще раз доказывает, что тяжело болевший Вячеслав Михайлович никак не мог организовать отравление Сталина.

Любопытно, что из воспоминания выпал Хрущев. Однако можно предположить, что по иерархии он находился на одном уровне с Маленковым и Берией. Показательно, что Булганин подходил к Сталину позже Ворошилова и даже Кагановича, хотя формально находился в составе правящей «пятерки». Очевидно, к тому времени наследники Сталина уже распределили между собой посты и выделили новую руководящую «четверку»: Маленков как председатель правительства, Хрущев как руководитель секретариата ЦК КПСС, Берия и Молотов как первые заместители председателя правительства и руководители важнейших министерств – объединенного МВД и МИД. Кстати, наличие членов ЦК на даче Сталина, о котором вспоминает Мясников, подтверждает слова Хрущева о том, что перед самой смертью Сталина был проведен внеочередной пленум, где наследники распределили посты.

Смерть наступила в 21 час 50 минут вечером 5 марта 1953 года. По свидетельству Мясникова, как только было установлено, что пульс не прощупывается, дыхание и сердечная деятельность прекратились, в просторную комнату, где лежал Сталин, тихо вошли члены Президиума ЦК, дочь Светлана, сын Василий и личная охрана. Все стояли неподвижно в торжественном молчании весьма долго, возможно около 30 минут или даже дольше.

Другой врач, лечивший Сталина, В. Неговский, свидетельствовал: «У меня не сложилось впечатления, что Берия был очень возбужден, как вспоминает Светлана Аллилуева. Да, начальствующий тон, но ничего другого сказать не могу. В отношении меня был корректен, вежлив, ничего мне не приказывал. Даже поддерживал: «Находите нужным – делайте!»

Именно Берия прекратил реанимационные мероприятия, когда стало ясно, что Сталин мертв. Врач Г. Чеснокова вспоминала: «Мы делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце завести уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец, ко мне подошел Берия, сказал: «Хватит!» Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что уже не дышит. И прекратили делать массаж».

6 марта было произведено вскрытие тела Сталина. Диагноз полностью подтвердился. Инфаркта миокарда не оказалось, были найдены лишь очаги кровоизлияний в сердечную мышцу. Зато вся слизистая желудка и кишечника была также покрыта мелкими геморрагиями, что и объясняло причину кровавой рвоты, случившейся у Сталина незадолго до смерти. Очаг кровоизлияния в области подкорковых узлов левого полушария был величиной со сливу. Также были найдены очаги размягчения мозга давнего происхождения, что указывало на то, что в прошлом у больного были микроинсульты. Артерии головного мозга были сильно поражены атеросклерозом и резко сужены. Как отмечалось в заключении, «результаты патологоанатомического исследования полностью подтверждают диагноз, поставленный профессорами-врачами, лечившими И.В. Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили необратимый характер болезни И.В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительного результата и предотвратить роковой исход». Таким образом, Сталин был обречен с того самого момента, когда его хватил удар, вне зависимости от того, как скоро ему смогли бы оказать медицинскую помощь.

Фактическая сторона событий сомнений не вызывает. А вот традиционная интерпретация насчет злодея Берии, слишком поздно вызвавшего врачей, нисколько не убеждает. Первыми-то на сталинскую дачу прибыли Хрущев с Булганиным, но вызывать врачей сразу же не стали. Берия появился только некоторое время спустя, да и то в паре с Маленковым. Ясно, что единолично решить, вызывать или не вызывать врачей, он в принципе не мог. И уж совсем невероятно, что четверо руководящих деятелей Президиума ЦК, составлявшие его Бюро, здесь же, на даче, успели быстренько составить заговор и решили специально отложить вызов врачей, чтобы Иосиф Виссарионович уж точно не выкарабкался бы. Ведь в тот момент никто не знал, насколько безнадежно состояние Сталина. И если бы он все-таки уцелел и узнал, что соратники желали его смерти, судьбе «четверки» не позавидуешь. Кроме того, ее члены не доверяли друг другу, что тоже не создавало почвы для успешного заговора. Задержку же с вызовом врачей вполне логично объяснить тем, что Хрущев, Маленков, Булганин и Берия, узнав, что Сталину худо, элементарно растерялись. Все они привыкли, что вождь думает за них, принимая принципиальные решения, и страшились послесталинского будущего, с неизбежной борьбой за власть. Поэтому подсознательно поддерживали надежду, что товарищ Сталин, может быть, просто крепко спит, и все еще обойдется, и им пока не придется принимать на себя всю ответственность за руководство страной.