Книга День Нордейла - Вероника Мелан

И меня не смущает отсутствие на безымянном пальце кольца с вращающимся символом бесконечности – клятвы в вечной любви Дрейка.

Я иду в туалет. Под ногами опавшие листья; свободно и коротко, переговариваясь с кем-то, кричит вдалеке птица. Мама в другой стороне у овражка копает елочки. Пока я схожу до густого подлеска, дрова как раз успеют прогореть, осыпаться, превратиться в чудесные жаркие угли. Я недолго…

Шорох листьев под ногами, хруст мелких веточек. Мои кроссовки фиолетовые, с сеточкой над пальцами, «чтобы стопа проветривалась».

Фиолетовые.

Но почему-то белые.

Фиолетовые…

Нет, белые.

Новые, с сеточкой.

Нет, грязные, разношенные, кожаные – без вентиляции.

Яркая синева неба вдруг сменилась серостью и унынием; посерел облетевший лес.

Я, находясь в пограничном состоянии между сном и явью, широко открыла глаза и вздрогнула. Оглянулась, поняла, что стою метрах в двадцати от военного лагеря – еще просматривается сквозь ветви грузовик. Ошалело выдохнула и… со всех ног понеслась. Насколько возможно тихо, уже не оглядываясь, – мне нужно дальше, очень далеко, максимально далеко.

Что-то случилось. То ли во время воспоминаний мой астральный план действительно отсоединился от физического, то ли солдаты не считали меня опасной пленницей, и потому не бросали в мою сторону взглядов, но внимания к моей персоне не было. Как и погони.

Пока.

Я неслась вперед, проламываясь сквозь кусты и перескакивая через бревна. По спине колотил тканевым мешком пустой рюкзак.

Когда сзади раздался голос (голоса?), я выдохлась так, что едва держалась вертикально. Хотелось завалиться, как в детстве, прохрипеть «сдаюсь» и заколотить по земле ладошкой. А еще лучше – зажмуриться и прыгнуть отсюда к чертовой матери.

Сзади орали. Наверное, приказывали остановиться, наверное, грозили, что иначе «будут стрелять».

Хорошо, что я не понимала.

А еще из-за шума собственного дыхания я не могла определить, за мной бежит Аарон или кто-то другой.

«Увидишь, когда догонит».

Господи, только не снова сюда в случае провала. Не снова в грузовик, на поляну, а после бежать. Я уже не смогу представить тот «наш с мамой» осенний лес, как сделала в этот раз. Есть вещи, которые получаются только спонтанно и единожды…

Мой конвоир нагонял. Ломилась и трещала под его подошвами земля, почти касалось волос на затылке красное и горячее, как пламя дракона, дыхание, еще совсем немного и…

Я петляла, как загнанный до паники заяц.

А, когда почувствовала резкий и болезненный удар между лопаток, не успела свернуть от поздно замеченного за кустами обрыва, повалилась на землю и покатилась вниз по заваленному осеннему листьями склону оврага.

Темнота. Боль в ребрах, боль в животе – от тряски мутилось в голове.

Меня несли на плече. Долго. Кажется, я стонала.

Из очередного черного провала я вынырнула от того, что кто-то шлепал меня по щекам.

Я лежала на земле. Ломило затылок; серое небо сквозь щели глаз казалось ярким пятном с размытыми краями.

И полная тишина в ушах – ни завывания ветра, ни шороха веток, ни ора того, кто маячил над моим лицом.

Шлепки продолжались; что-то беззвучно орал чужой перекошенный рот – способность думать возвращалось ко мне медленно.

Аарон… это он?

Я прищурилась, кое-как сфокусировалась.

Точно. Аарон.

Почти сумела порадоваться.

– Прекрати меня колотить, – прошипела неприязненно, – или я смешаю тебе на Новый Год водку с пивом.

Меня грубо приподняли за грудки и, продолжая кричать, указали пальцем в сторону.

– И хлопушкой в лицо выстрелю, – промямлила я мстительно.

Усталая, разбитая, едва способная соображать, но уже выдернутая из черноты, я тяжело вздохнула. Пришлось сесть. Посмотреть на то, что мне показывали.

Знакомая поляна. Сложенные в кучу пустые консервные банки, наспех сожженный мусор; отпечатавшиеся в грязной луже протекторы шин.

Но самого грузовика не было.

Они уехали! Все! ВСЕ!!!

Медленно и постепенно возвращались звуки – Канн брызгал слюной. Его оставили, его теперь сочтут за дезертира – наверное, орал он. Наверное, ему теперь следом за военной машиной придется бежать на своих двоих…

А я вдруг принялась смеяться. Хохотать так громко, что он осекся, затих, воззрился на меня, как на душевнобольную. Под руками грязные листья, под задом ветки, и немилосердно болит от удара между лопаток – чем он меня? Прикладом?

– Дурак, – шептала я с улыбкой. – Ты спасен, понимаешь? Спасен! Нет, ты еще не понимаешь, ты потом…

Он сжал губы до тонкой полосы. Он собрался подойти ко мне, треснуть по лицу, встряхнуть и, вероятно, сообщить о том, что я пожалею о том, что возникла на его пути, но я лишь покачала головой.

– Нет, нет, – прошептала тихо, – ты извини, но мне пора. Это ты «тут», а мне надо домой…

И успела увидеть его удивленный взгляд до того, как закрыла глаза и вызвала в памяти лицо Дрейка.

* * *

Мир Уровней. Нордейл. Вечер.

– Они меня… обследовали,… общупывали! – пребывая в растрепанных чувствах, я беспомощно взмахивала руками.

Дорогой ресторан, и на нашем столе гора еды: сырная нарезка, шесть видов горячих булочек и четыре сливочного масла, салат из кальмаров, мясное ассорти, оливки, свекольная закуска – вскоре принесут горячее.

А у меня перед глазами вскрытая армейским ножом банка из-под тушенки.

– Обыскивали? – помог определиться с нужным словом Дрейк. – Это нормально.

Нормально. Наверное.

Он хотел, чтобы я ела. И чтобы оправилась от шока – намеренно привел сюда, где зал взрезают накрахмаленные передники официантов, а на стенах фрески, напоминающие итальянские: виноградные лозы, белокаменные террасы и паруса лодок вдалеке.

А я все еще была «там», в недоброжелательном мире, зовущимся «Калимт».

– Знаешь, как сильно трясет в кузове грузовика? Зуб на зуб не попадает!

– Вечером я сделаю тебе горячую ванну.

– И как пахнет куча давно не видевших душа мужиков?

– И добавлю в нее пену.

– Он ударил меня прикладом, представляешь? – пищала я жалобно. – Прикладом! А Лагерфельда еще нет.

– Я вылечу тебя сам, – Дрейк смотрел на меня с нежностью. – Ты молодец, знаешь об этом? Молодец.

И на сердце стало чуть легче. Стало даже «до еды» – я протянула руку к сыру. Но вздохнула все равно тревожно.