Книга Отражение звезды - Марина Преображенская

Конечно же, ничего не взорвалось. Они вернулись в подвал минут через десять после того, как ребят подобрала милицейская машина.

— Гад какой, представляешь? Он подсунул меня этим… этим… Я же любила его, а он!.. Ну все, хата паленая, — пробормотала Рая. — Нас здесь выловят, как пить дать, нужно сматывать.

Следующую неделю они меняли подвалы, пытаясь пристроиться то в одном месте, то в другом. Но одни подвалы оказывались непригодны для жилья, другие были заняты, на третьих висели огромные амбарные замки, так что очень скоро сама же Рая захотела вернуться обратно. Стало холодать. Стремительно подбиралась зима. Летом еще можно перекантоваться на скамейках, под платформами электричек, в картонных ящиках, но зимой необходимо было иметь теплое и непродуваемое убежище. Они осторожно, на цыпочках подобрались к лесенке, стараясь не шуметь, прижимаясь к шершавой стене, как был желая слиться с ее серой массой, и спустились вниз.

Снова увидеть подвал в таком же состоянии, в каком они его покинули, было для Леночки тяжким испытанием. Похоже, с того раза сюда никто не спускался. Даже джинсовые куртки валялись там, где их оставили, даже не выпитая до конца бутылка лежала в куче хламья и зажигалка была там, куда отбросила ее Рая.

— Во дают, — Рая пожала плечами и оглянулась на Леночку. Леночка посмотрела на Раю. Все это ей определенно не нравилось. Охватывало какое-то нехорошее предчувствие. Но наступил вечер, прошла ночь, ничего вроде не произошло, и Леночка успокоилась, перестала чувствовать себя в западне, расслабилась.

Утром Леночка привела себя в порядок и вышла из подвала в надежде найти хоть какую-нибудь работу, не имея ни паспорта, ни трудовой книжки, ни рекомендаций или протекций влиятельных знакомых.

Есть масса способов заработать, думала она, ну вот хотя бы продавать журналы в электричках, но для этого нужна стартовая сумма, чтобы выкупить эти журналы в редакции. Еще можно расклеивать объявления, но в этом случае заработаешь не скоро — неизвестно, когда объявления принесут свои плоды в виде шуршащих, столь необходимых именно сейчас денежных знаков. Можно было бы попробовать мыть машины на набережной, хотя в этом случае им с Райкой доставалось бы от рэкета, но и прибыли хороши, поскольку пока мало кто еще занимается этим видом деятельности. У нее, например, есть пара знакомых ребят, которые мойкой машин за лето накопили себе на мотоциклы.

Может, сходить на рынок? Помнится, папа Саша разгружал там рыбу. Тяжелая работа, мужская, на разгрузку ее вряд ли возьмут, ну так хоть убрать чего, подмести… Была еще одна мысль, самая примитивная и низкосортная, — для того чтобы осуществить ее, пришлось бы переступить такие понятия, как стыд, совесть, гордость. Леночка посмотрела на старуху с протянутой рукой, у нее сжалось сердце, она зажмурила глаза, и перед ее взором пролетел год, самый ужасный, самый мучительный год ее жизни, когда и она точно так же просила милостыню.

«Ничего, — попыталась успокоить свое взбунтовавшееся сердце Леночка, — я только немножко, на партию журналов, а завтра поеду к редакции, выкуплю их и стану ходить продавать…»

На рынке ей устроиться не удалось. Старых знакомых, которые могли бы ее пристроить уборщицей, там уже не оказалось. Работодатели по расклейке объявлений попросили сообщить домашний телефон и адрес. Для мытья машин нужны были как минимум ведра, тряпки, веревки и желательно знакомые в милиции для прикрытия несанкционированной трудовой деятельности.

— Подайте, Христа ради, на лечение больной мамы… — Удивительно, но, несмотря на то, что Леночка выглядела вполне прилично, ей подавали. Может, потому, что глаза ее были низко опущены, щеки пылали от стыда и унижения, руки дрожали и голос… Ах, этот срывающийся, едва слышный жалобный плач: «Пода-айте, Христа ради…» Как она себя ненавидела в эти минуты!

Зажимая в левом кармане мятые купюры, Леночка на ощупь пыталась сосчитать, сколько у нее денег. Все, пора идти к Райке.

Она бежала домой, и сердце ее радостно колотилось. День если и не был вполне удачным, то вечер, по крайней мере, принес немного денег. Она сосчитала их, там должно хватить на завтрашний поход к редакции и должно остаться на еду. Два-три дня они с Райкой протянут, а там видно будет. Вот она обрадуется!

Рая спала. Джинсовых курток не было в поле зрения. Топчан оказался застеленным чистым бельем. На столе стояла початая банка голубцов, пара французских кренделей «круассан», банка сока и несколько пакетов хрустящего картофеля.

Странный своеобразный запах несколько заглушал все остальные подвальные запахи. Оглядывая подвальную комнату, Леночка недоумевала, что могло заставить Райку навести такой идеальный порядок, откуда у нее продукты, почему так пахнет и кем приобретено это белье?

— А, привет… — Раечка улыбнулась одними губами. — Ложись спать, я очень устала.

— Глазам своим не верю! Откуда все это? — пыталась выяснить Леночка.

— Завтра, ладно? — Рая повернулась на бок, освобождая место для подруги и показывая тем самым, что нет у нее ни желания, ни сил говорить на эту тему.

— Ты куртки загнала, что ли? А если придут за ними? Нет, ты зря это, понимаешь… Они же могут потребовать вернуть вещи… — бормотала Леночка, скидывая туфли и укладываясь на согретую подругой постель. — Послушай, а зачем ты белье купила? А! — вдруг спохватилась она. — Я сегодня заработала денег! Завтра поеду на «Пушку», возьму журналы и стану продавать их в электричках.

— Угу, — Рая повернулась на спину, — много ты заработаешь… Плюнь на это дело. У меня в кармане джинсов денег на месяц хватит, Фимка приходил… — Она вдруг поднесла ладони к лицу и зарыдала.

— Бил, что ли? Чего ты плачешь? — Леночка вскочила с топчана, склонилась над Раиным лицом и только сейчас заметила, какие у нее красные и вспухшие веки.

— Нет, не бил, — Раечка глубоко вздохнула. — Дал денег… на целый месяц… Сказал купить белье, одежду… сказал на еде не экономить… Сказал, что скоро в квартиру переберемся… — Она снова отвернулась к стене, и плечи ее затряслись в беззвучных рыданиях.

— Объясни, Раечка, пожалуйста… — Лена попробовала обнять подругу за плечи, но та дернулась, скидывая с себя ее руку, и подтянула одеяло до самой макушки.

— Завтра объясню, — раздался приглушенный голос из-под одеяла. — Давай спать.

— Я… любила его… — Они пили чай. Раечка — неугомонная, веселая, бесшабашная… Что-то невероятное должно было случиться с ней, что повергло ее в такое глухое отчаяние. — Он подлец, — говорила она, — но ведь об этом я знала давным-давно, когда еще только познакомились. Он трахал меня так, чтобы… это видели его друзья. Потом… потом я узнала, что они платили ему, а тогда я думала, что… ну понимаешь… что просто… есть же такие отклонения, когда наступает сильное возбуждение от ощущения, что тебя кто-то видит Я думала, что у него такое отклонение. Но, собственно, все это происходило таким образом… в общем… он постепенно приучил меня. Он сказал, что грех скрывать такое тело, как у меня…

— Дура!