Книга Ворон - Евгений Рудашевский

«Теперь и запасную варежку потеряю».

«Тварь. Пойдёшь на шапку».

«Только бы не забыть про варежку».

Дима приблизился к очепу.

Белка замерла. Молчит. Обвисла. Но дышит. «Обмануть решила? Выкуси!» Дима ударил. Белка отлетела на поводке и опять взвилась. Стала кричать ещё громче – выворачивая нутро. Заметалась. Ещё удар. Отлетела. Беснуется, запутавшись в лапках, хвосте, голове. «Паскуда…» Ещё удар – сильнее. Зверёк отлетел выше, стукнулся о ствол и вернулся назад. Не перестаёт жить. «Прекрати!»

Сзади донёсся новый звук. Ядовитый, тягучий. Диму передёрнуло. Он понял, что это смеётся Артёмыч. И с каждым ударом его смех становился громче.

Злость, отчаянье последних дней сдавили дыхание. Словно гнойник собрался в груди, а потом лопнул, расплываясь по телу зловонным гниением, уничтожая, убивая. Дима стал без остановок лупить палкой по зверьку. Мазал. Откидывал его на поводке и бил снова. Палка цеплялась за верёвку. Выдёргивал её. Бил. Вновь и вновь. Это было похоже на безумную игру. Праздничную забаву, как в американских комедиях – на день рождения. Веселье! Ударь сильнее, из белки посыпятся конфеты и блёстки. Синие, жёлтые, красные. Красные. Лицо Димы исказилось улыбкой. Он закричал. Его крик перемешался с криком белки и смехом охотника.

В слезах, до крови закусив губы, Дима набросился на дерево, к которому был прибит очеп. Пинал его, бил палкой. Прыгал на месте. Весь изгибался, кукожился от головы до ног. Кричал, разрывая горло в кровавые лоскуты. Будто это он попал в ловушку охотников и сейчас сражался за свою свободу. Отдёрнулся, когда белка неожиданно опустилась к лицу. Это Артёмыч приподнял толстый конец очепа, надеясь, что так юноше будет удобнее. Он даже сказал что-то, но Дима не услышал. Всей силой ударил палкой по дереву. Сломал её. С криком бросил обломок в Артёмыча. Тот, выпустив очеп, едва увернулся. Выругался и хотел уже подойти к Диме, но тут увидел, что белка слетела. Слишком тугой капкан перебил ей лапку, и в последнем рывке зверьку наконец удалось её оторвать. Упав на снег, белка метнулась в сторону. Охотник бросился за ней, вытаптывая её кровавый след.

Всё стихло.

Дима упал на колени.

Дрожал всем телом.

Во рту стало тесно. Слюна потоками шла под язык. Дима не успевал сплёвывать. Потом она пошла слизью. Горло сжалось и поднялось. Слюни текли изо рта, как из приоткрытого крана. Дима и не знал, что она бывает такой обильной. Наклонился вперёд. Сейчас вырвет. Держал себя всеми силами. Пошла рвота. Вышла горькой отрыжкой и только. Сглотнул. Сдержался.

Откинулся спиной к дереву. Посмотрел на очеп, поводок и капкан с оторванной лапкой. С неё капала кровь. Захотелось оказаться дома. Вот так – щёлкнуть пальцами и очутиться в своей комнате, посреди городского шума. Услышать, как в зале бормочет телевизор, как мама переговаривается по телефону с подругой. Как на улице кричат девчонки, собирающие снеговика. Как гудят машины. А на подоконнике фиалка. У неё пыльные ворсистые листья. Щели в оконных рамах забиты поролоном и заклеены малярным скотчем. Солнце, отражаясь в зеркале, слепит холодными зайчиками. На двери – плакат с Оливером Каном. А на книжной полке – ещё одна фиалка. Чёртова проклятая фиалка! Разбить горшок, растоптать… Дима готов был отдать всё что угодно, только бы оказаться дома. Однако он был слишком далеко. Затерян в тайге. Он даже в зимовье не мог самостоятельно вернуться. Какой из него охотник? Какие тут звериные следы, когда он в своих-то не сумел бы разобраться?

«Как же тяжело.»

Вся недавняя злость исчезла. Осталась лишь пустота, она чёрным песком обмела грудь изнутри.

– Ну ты даёшь! – вернулся довольный Артёмыч. – Точно, что в тихом омуте всякая чертовщина водится. И белку отдубасил, и дерево, и меня ещё прибить хотел! – Охотник хохотнул. – Даёшь. Тут по башке один раз стукнул и нормально. А ты ей весь зад отбил. Ладно, пойдём. Работайте, негры, солнце ещё высоко.

Остаток охотничьего дня Дима молчал. Капканами не интересовался, на соболиные следы не смотрел. Плёлся где-то за Артёмычем, изредка поглядывал на трёхлапую белку, привязанную к его рюкзаку. Опустошённый, он ни о чём не думал и хотел только, чтобы быстрее закончился этот день, а с ним и весь промысел.

Охотник первое время подбадривал юношу, а потом забыл про него, словно тот вообще исчез.

Возвращаясь к зимовью, Дима уже знал, что охотиться не будет. Не убьёт ни одного зверька, не снимет ни одной шкурки. И не будет хвастать перед Сашкой меткостью своих выстрелов. Да и вообще не посмотрит на него. И отсядет за другую парту. Хоть к Сергееву с его мышиным рюкзаком и обкусанными карандашами. Куда угодно, только бы подальше от Сашки, от его пневматики и вечного «Headshot!».

Удивился тому, как спокойно принял эту мысль.

Артёмыч с Димой вернулись первыми. На пороге их встретил Витя. Ворон опять не прилетел в засаду.

«Так вам и надо».

Глава девятая

Вечером охотники играли в карты. Дима лежал на кровати, с безразличием слушал их разговор.

– Как же получается. – Витя, качнув головой, выбросил пикового туза. – Когда нас нет, он прилетает, а когда сторожим, он и носу не кажет?

– Шумишь ты, вот и всё, – прошептал Николай Николаевич и крестовым валетом перекрыл туза.

– Куда? – оживился Артёмыч.

– Туда! Я хвалил крести. – Дядя шлёпнул ладонью по картам и придвинул их к себе.

– В смысле, шумлю? – нахмурился Витя.

– В прямом. Шумно караулишь. Ворон сразу о тебе узнаёт. Не дурак, улепётывает. А так присядет рядом, прислушается. Тихо. Понимает, что нет никого, вот и лезет спокойно на мясо.

– Говорю же, смирно я сидел! Тише только мёртвые.

– Ну да… – хмыкнул Артёмыч.

– Ну и не верь – твоё дело, а я говорю.

– Может, ты вообще уснул и забыл о нём?!

– При чём тут – уснул? Ворон же не прилетел. Если б прилетел, а я спал, то поклевал бы мясо.

– Ну да, – согласился Артёмыч и дальше говорил мягче: – Давай завтра я останусь. Попробую.

– Может, нам всем остаться? – предложил Витя.

– Нет. Тогда точно заметит. А ты, Артёмыч, попробуй, – сказал Николай Николаевич, уставший понапрасну выигрывать и потому отложивший потрёпанную колоду карт.

– Ты разве на бочке был? – Витя и не заметил, как проиграл партию. – Сколько у тебя очков?

Николай Николаевич придвинул к нему листок с расписанной партией и, взглянув на Артёмыча, промолвил:

– Завтра денёк погожий, так что караулить не будем. Ты пока все капканы прошерсти, чтоб не простаивали, а там будет видно.

– Ладно, – согласился Артёмыч. – Может, его вообще пугало отвадило?