Книга Иди сюда, парень! - Тамерлан Тадтаев

Слушай, Рябой, форма пожарного не к лицу полевому командиру, к коим ты себя причисляешь. И подсумок на боку – вчерашний день. Такие носят солдаты срочной службы, а уважающие себя ребята щеголяют в разгрузочных. А ведь до женитьбы ты считался воякой каких поискать, и я многому у тебя научился… Признаться, мне твоя Кохана сразу не понравилась. А ты заладил: «Блондинка с голубыми глазами… Такая редкость в Цхинвале… Она обещала поцеловать меня, если добуду розовый куст. Здесь в городе какие-то не такие, а в Мамисантубани их полно. Принесешь?» – «А может, она поцелует тебя за сирень? У меня в саду растет белая…» – «Нет, что ты, ей розы нравятся». – «Ладно, принесу, но за такую службу твой карабин останется у меня еще на месяц. Ну как?» – «По рукам».

И я один шел в село, рискуя нарваться на засаду, и откапывал розы. Затем дожидался темноты и, пробравшись во двор девушки, оставлял у дверей кусты с засохшей землей на корнях. Кохане такая романтика пришлась по душе, и я чуть ли не каждый день нырял в Мамисантубани за розами. Руки мои были в царапинах от шипов и кровоточили, но срок владения оружием был продлен, и я был несказанно доволен…

Рябой внезапно остановился и, протянув мне полиэтиленовый пакет, пробубнил:

– Нарви себе джонджоли, да побольше. Потом матери отдашь, чтоб засолила. От такой закуски даже святые не отказываются.

Не знаю, чем закусывают святые, а вон того, похожего на гиену, я бы с удовольствием угостил пулей. Сидит, гнида, на лавочке в тени тутовника и отдыхает. За три года войны ни разу не видел в его руке оружия. Он, видите ли, криминальный авторитет, и воевать ему западло. А по-моему, ты голубой, мать твою. А где, бози[18], твои дружки? Наверное, спят после ночной оргии…

Вчера у меня было романтическое свидание с Экой, беженкой из Кахетии. Завел ее в парк, и там при свете месяца мы обнимались и целовались. Запашок изо рта девушки не отпугивал, напротив, возбуждал меня, как стервятника дух падали. Хотелось, конечно, большего, но она не позволила. От ребят слышал, что пощечины в таких случаях просто необходимы. Девчонки, мол, только этого и ждут, чтоб раздвинуть ножки. Но в таком интимном деле, мне кажется, нужно больше брать лаской и обещаниями, а если не подействует – значит, не судьба. Я к ней на коленях, со словами и без слов, но Эка сказала: «После свадьбы делай со мной что хочешь». «Ладно, – говорю, – жди сватов», – а сам думаю: «Очень ты мне нужна, после того как грузины поимели тебя целой ротой». С другой стороны, жаль сиротку, Эка ведь чудом спаслась. Рассказала, как прошлой весной неформалы ворвались к ним домой и на ее глазах застрелили отца. Потом изнасиловали мать. «У мамы было больное сердце, – плакала Эка, – и она не выдержала. А я вот жива…»

Я проводил ее до дома родственников, приютивших бедняжку, и, возвращаясь, встретил на углу Садовой вот этого петушка в компании педиков. Пьяные, они набросились на меня. На их счастье, у меня не было даже ножа, а то бы выпустил им кишки, до того взбесился, когда какой-то из этих мужчинок укусил меня за руку. Но одному гомику я все же попортил вывеску булыжником…

Гиена кивнула головой в нашу сторону и помахала хвостиком – наверное, опасность почуяла. Может, в натуре порешить его за вчерашнее? А труп можно с обрыва в Лиахву сбросить. Главное в таком деле – свидетели. А их нет. Лимонку к его ногам подкатить, что ли? Неплохая идея. Вынимаю гранату… Ты смотри: он уже начеку, наблюдает за мной исподлобья. Убежит и расскажет, как маленький Таме пытался убить его. Всех собак на меня повесят. Я и так притча во языцех после той истории…

Зашел я тогда к своей тетке, старой деве. Она, как увидела меня, сразу в слезы. «В чем дело?» – спрашиваю. А она: «Гоги ко мне приставал, хотел изнасиловать». У меня от удивления челюсть отвисла: «Ты говоришь про нашего соседа?» – «Да, будь он проклят!» – «Не верю. Он же недавно женился на красавице Алле…» – «Зачем мне врать на старости лет, – плачет тетка. – Пошла к ним намедни за спичками. Аллы дома не было, собачий член ей в зад. Мне не хотелось одной оставаться с мужчиной в комнате, и я хотела уйти, но Гоги вдруг запер дверь и набросился на меня. Как раз стрельба началась. От страха у меня пропал голос… К счастью, вернулась Алла и открыла дверь своим ключом…» Эх, думаю, лучше бы она опоздала. Может, после хорошей вздрючки ты бы перестала быть злой как ведьма и не колотила бы по утрам свою корову, дающую такое вкусное молоко. Но, как ни крути, Гоги дал мне пощечину, и надо было ответить. «Убью гада!» – закричал я страшным голосом. Тетка упала на колени и давай вопить: «Не убивай Гоги, я люблю его!» – «Поздно говорить об этом, дура старая! И помалкивай, что бы ни случилось!»

Я подкараулил Гоги на пустынной улице возле школы. Приставив карабин к виску соседа, спросил: «Зачем ты это сделал?» От страха тот посерел, и у ног его образовалась лужица. О нет, не мочой я собирался смыть позор. Крови, крови его я жаждал! О чем думал этот сукин сын, когда срывал с моей заплесневелой тетки трусы? Старый Казбек, ветеран Отечественной войны, помешал свершиться мести. «А я как раз тебя искал, – сказал он Гоги с ясной улыбкой, делая вид, будто все на свете прекрасно. – Поможешь телевизор починить?» – «Конечно, поможет», – сказал я, в досаде покидая сцену…

И сейчас толстуха какая-то из окна углового дома выглянула и уставилась на мой карабин, я – на ее вывалившиеся груди. Кажется, она хотела, чтоб они подрумянились на солнце, и не спешила их убрать. А может, соблазняет? Пардон, мадемуазель, но мне больше по душе худенькие.

Мы прошли еще несколько улиц и дошли до Общества слепых. На бетонных ступеньках у входа в здание управления сидели голые по пояс мускулистые парни и пили вино. Эти мирные твари не были приспособлены к войне, хотя некоторые из них прошли службу в элитных войсках СССР. Джебо, например, побывал в ДШБ, и я помню, как в восемьдесят седьмом он вернулся из армии и чуть ли не месяц щеголял в яркой парадке десантника. Другой, мой одноклассник Кути, был водителем какого-то крутого генерала ВДВ. «Я трахал его дочку, – хвастался он. – Не верите? Как-нибудь покажу вам ее фотографии. Красивая была и любила меня, дурака. И почему я не женился на ней? Жил бы теперь в Питере на генеральских харчах…» А вон тот, с кривым носом и татуировкой на плече, крутил баранку в песках Афганистана. Вернулся оттуда с полной грудью медалей и похитил мою девушку. Это было неслыханное оскорбление. Но что делать? При коммунистах у таких вот были все права, а я, уволенный из рядов Советской армии по статье 7б «психопатия», шел задворками, чтоб не столкнуться с ними. Но война быстренько все расставила по местам, и сейчас во мне было столько адреналина, что я мог наступить любому из них на хвост и отстрелить башку. Нет, с ящерицами здороваться считаю ниже своего достоинства, и Рябому бы не следовало, но он приветствовал их задумчивым наклоном взъерошенной головы. Они закивали в ответ, кроме афганца, погрузившегося взглядом в недопитый стакан. Да, брат, в сумасшедшие времена психи доминируют, и я бы запросто увел твою жену, но не делаю этого отнюдь не из благородства. Просто недавно встретил толстую, дурно пахнущую женщину с двумя детишками и едва узнал в ней девушку своей мечты… Ты правильно сделал, что украл у меня это сокровище. Живите вместе долго и умрите в один день!