Книга Солдаты Апшеронского полка. Матис. Перс. Математик. Анархисты - Александр Иличевский

Наташа звала его братом. У них была общая проблема. Наташу мучил друг Королева – Боря, который с ней его и познакомил. Борю она тоже любила, причем не как брата. Королев помогал ей улаживать последствия бурных ссор. В квартире Наташи повсеместно обитали белоснежные мыши и рыжая крыса, которых Королев неустанно боялся. Денег у Наташи не было. По этой причине он и вознамерился торговать лосинами, которые в ту пору вошли в моду.

Для открытия торговли нужно было добыть денег. Триста долларов под высокий процент он занял у гопников, залетно тершихся в общаге. В те времена город Долгопрудный искрился криминальной атмосферой. На младших курсах Королев не раз выскакивал вместе со всеми на улицу – по призыву, разлетавшемуся на этажах: «Долгопа наших бьет!» Несколько сотен студентов проносились по городу, метеля эспандерами, прыгалками, нунчаками всю местную шантрапу, без разбору. Но в смутное время отпор ослаб, прекратился. Шпана теперь работала и в милиции. Королев отлично помнил, как на первом курсе гопники зарезали студента-старшекурсника (тот, кто убил, проиграл убийство в карты в электричке). Зарезали у гаражей, на тропинке, по которой студенты всегда возвращались со станции.

Королев закупил лосины, целый мешок, продать их не сумел и попал на счетчик. Дважды его привязывали к стулу и били. Иногда он падал вместе со стулом. Бил его незлобный, но непроницаемый молотобоец Паша – кулаком, затянутым эластичным бинтом. Двое других хмуро сидели на койках, цыкали под ноги и дружелюбно объясняли ему ситуацию, в которую он попал.

Пока его били, Королеву мерещился взвод гренадеров, шагающий по Ленинскому проспекту мимо взлетающего памятника Гагарину. Он осыпал их с тротуара лосинами, выбрасывая пачки вверх, как конфетти, над строем. Ему кричали «Урраа!» – и Пашин кулак уже бесчувственно разламывал череп.

Королев сознавал свою вину и терпел. Денег достать ему было неоткуда. Одна вещь его волновала всерьез – что голова повредится и он не сможет заниматься наукой. Скоро ему объявили край.

Тогда заплывший синяком Королев сумел отключить на третьем этаже главного корпуса сигнализацию. На этом этаже размещался ректорат. Ночью были скатаны и выброшены в окно семьдесят метров ковровой дорожки. Внизу Паша рухнул под свитком, чуть его не раздавило.

Долг был погашен, и Наташа с облегчением проводила «брата» в «Шереметьево».

Через два года Королев обнаружил себя в шлюпке у северо-восточного окончания набережной Копенгагена. Охапка тюльпанов пылала на корме. Стальное море тянулось в небо, горизонт кружился заводскими трубами, мышиный эсминец выходил на рейд, над ним вертелся локатор. Отчаянно загребая веслами воздух, Королев кружил перед скалой со статуей Русалочки. Неупорядоченно табаня, он попытался пришвартоваться. Попробовал еще раз, окунулся по плечо в ледяную воду. Умылся, перевел дух и снова занялся швартовкой. Наконец бросил весла, зашвырнул скульптуре в ноги цветы, достал из-под скамейки спортивную сумку – и охапками взметнулись вверх скользкие стопки целлофановых упаковок с отменными польскими лосинами…

Королев откинулся навзничь. Низкое рыхлое небо поползло над ним, как тафта на крышке гроба.

Вечером следующего дня он радостно шел по берегу Клязьминского водохранилища, пешим ходом покрывая обратную дорогу из Шереметьевского аэропорта в Долгопрудный. Огромные лопухи, шатры и колоннады зарослей медвежьей дудки скрывали его рост. Быстроногим лилипутом он входил в травяные дебри, будто съеживаясь перед накатывающим валом будущей пустоты.

XL

Пока он был в Дании, Наташа с Борей поженились и отбыли в Калифорнию.

Королев сменил кафедру, засел за диссертацию.

Но через месяц остыл и погрузился в дрему. Жил он уже не в Долгопрудном, а в аспирантском общежитии – небольшом флигеле на территории академического института, занимавшего простор древней московской усадьбы. Aнглийский дворцовый парк с прудом и Эрмитажем скрашивали и усугубляли меланхолию Королева.

День напролет он бродил по дорожкам прекрасно расчерченного парка. Сначала обдумывал диссертацию, потом просто чутко блуждал, внимая сложной топологии паркового пространства. Внимательно наматывал на себя кокон траекторий своих прогулок, линий выверенности рельефа: предоставлял глазу предаться партитуре элементов паркового ансамбля – искусной последовательности, с какой открывались перспективе пилонные ворота, лучевые клумбы, мостки, беседки, павильоны, церковка, Конный двор, Чайный домик, полянки, холмики, дорожки, аллеи.

Он садился на берег пруда, курил, скармливал булку двум чахлым лебедям и селезню. Бешеный селезень, яркий, как обложка журнала, наскакивал, поднимая бурную воду, хлопотал, щипался, мотал шеей, как помелом, ряпая вокруг хлебную тюрю. Лебеди, похожие на худых гусей, отплывали переждать буяна.

Усадьба Голицыных была передана физикам-ядерщикам по приказу Берии в 1945 году. Здесь был создан один из центров разработки атомного оружия: началось строительство атомного реактора. Позже Институт стал одним из ведущих в отрасли по фундаментальным исследованиям строения ядра и физики элементарных частиц.

На обширной, почти не тронутой территории, за дворцовым комплексом скрывался линейный ускоритель, давно не действовавший. Он размещался в пустынном корпусе, в зале с чередой иллюминаторов, шедших под потолком по периметру. Вот это храмовое освещение над задичавшими внутренностями «ядерного» ковчега, коленчатыми, величественными, как стылое колебание звука в органном строе, как раз и привлекало Королева. Он всходил ареной, взбирался в бельэтаж, садился повыше на стопку опечатанных ящиков, похожих на такие, в каких хранят артиллерийские снаряды, закуривал, читал, поглядывал по сторонам. Динамичная пауза, полная драматичного беспорядка, занимала его взор. Умный хаос разнообразного хлама в зале ускорителя выглядел панорамой поля битвы. Груды твердого желтого пенопласта, взгорки и холмы брезентовых чехлов, скрывавших экспериментальные установки, клети детекторов, спеленутых в мотки и косички проводов, обставленных стойками с осциллографами и пыльными терминалами, – всё это взметывалось и расходилось в конусе кильватерной волны, рассеченной бронированной тубой линейного ускорителя.

Королев сидел, поглядывал на страницу с формулами, осматривал потолочную лепнину, следил, как распускаются кисеи дыма, как стынут вверху на солнечных валах слюдяные плоскости; посматривал за пепельным котом, пересекавшим поле археологического боя, то пропадая, то непредсказуемо появляясь, а то вдруг взлетая прыжками в гору и съезжая на хвосте с брезента.

XLI

Королев мог часами сидеть над ускорителем. Случалось, он видел не то, что было перед ним. Сама по себе геометрия обзора была ему приятна. И вот почему. Пока он учился в Дании, ему удалось месяц провести в Израиле – на летней научной школе. Это была прекрасная поездка, во время которой он почуял, что если его плоть и сделана из земли, то именно из той, что у него здесь, в часе езды от Иерусалима, под ногами. Впервые тогда он смог вообразить себя лежащим в земле без того страха, который в детстве у него вызывало это представление.